Взлом

Честно говоря, я не знаю, как вплотную подступиться к данной теме. Более того, как тему-то обозначить, я ведь тоже не знаю.

Вообще же, я наблюдаю за некоторыми событиями давно. Сказать, что с течением времени изменилось мое отношение к «чудесам», не могу. Видно, как скептиком уродилась, так скептиком и того — покину юдоль земную.

Но давайте по порядку.

Я не знаю, как росло и воспитывалось большинство современной молодежи, поэтому то о чем буду говорить для двадцати-тридцатилетних людей может быть незнакомым. Но вот люди моего поколения, скорее всего, со всем тем о чем напишу, сталкивались.

Я родилась и выросла в большом промышленном городе. Получилось так, что бабушку и дедушку с маминой стороны я не знала. Дед убит под Псковом, бабушка умерла, когда мне было три года. А вот с папиными родителями и семьей маминой старшей сестры я с детства была отлично знакома, поскольку до 7 лет я перемещалась от круглосуточного детского сада к бабушке или тетке. Честно говоря, было здорово. Потом, когда началась школа, уроки и прочие воспитательные моменты, детство уже потеряло свою прелесть и очень хотелось поскорее повзрослеть, чтобы, наконец, «стать самостоятельной». Но суть не в этом.

Я хорошо помню, как бабушка обвязывала ниточкой бородавки на моих обветренных руках и что-то шептала. Могла и сырой картошкой потереть. Бородавки сходили, потом появлялись вновь, и опять она что-то нашептывала над моими исцарапанными и обстреканными крапивой руками.

А кто-то кроме меня «носил зубик мышке»? И помнится, надо было эту самую мышь уведомить о том, что «отдаю зуб молочный, а взамен прошу взрослый и прочный».

Позднее, когда у меня появилась младшая сестра, в доме стала жить нянька – какая-то дальняя, пожилая родственница, которая согласилась приглядывать за нами. Вот тогда стало еще интереснее, потому что перед прогулкой она могла насыпать нам на голову чуть-чуть соли – от сглазу. А если сестра капризничала, то нянька брызгала по углам комнаты и под кровать водой – этак она «Уроса прогоняла».

Да и меня бабушка как-то «водой отливала» – у соседа приключилась белая горячка, и он сначала срывал с себя змей, а потом стал и нас, детей, что находились на улице, от этих змей защищать. Срывать их было бесполезно, и он, чтобы змеи не возвращались рубил их топором, а нас заворачивал в одеяла. Перепугались мы тогда ужасно, до непрекращающейся икоты и заикания впоследствии. Ну вот, бабушка водой и лечила. Вылечил, правда, логопед, но, между тем.

Я выросла именно в такой атмосфере, когда верования и суеверия во многом были неотъемлемой частью быта. Все это делалось так же походя, как мы смахиваем пыль с комода или своевременно протираем зеркало – быт.

Верю ли я во все это? Нет. Потому что прекрасно знаю, что детские бородавки – шепчи, не шепчи – проходят сами. И зубы у детей меняются самостоятельно, без участия мышек. Да и Урос совсем не причем, если у ребенка режутся зубки.

Мы и правда были не велики возрастом, когда белая горячка настигла соседа, но уже тогда прекрасно сознавали, что никому этого дядю проклинать не нужно было. Дядя был обычным алкоголиком и допивался до такого состояния с регулярностью раз в год. И сами же взрослые, говорили о том, что этот человек никогда не был другим. А помнили они его со школы, вот как в то время он был «оторви да брось», так таким всю жизнь и прожил.

Верю ли в Бога? Тоже нет. Да собственно, взрослые и не настаивали на этом, хотя бабушка в церковь ходила регулярно, а у нас в семье всегда справляли Пасху. Я как-то по этому поводу что-то этакое сказанула, так мама довольно быстро «бунт на корабле» пресекла словами: «Не тобой заведено, не тебе и указывать, как бабушке жить, и какие мне праздники отмечать. Не нравится – не делай, никто не заставляет». И это правда.

Но в церковь, хотя бы раз в год я хожу. Незадолго до смерти бабушка попросила, хотя бы раз в год свечку за упокой ставить. «Неважно, веришь или нет. От тебя не убудет, а нам, грешным, облечение».

Я не знаю, уж какие грехи за бабушкой, за родителями, да и прочими ушедшими родственниками числятся, с моей точки зрения таковых на них нет. Но тут, опять же, судить не мне, так что исправно раз в год хожу в церковь и ставлю свечку за упокой. Мне не трудно.

Понимаете, я выросла в среде, где народные верования переплетались с научно-техническим прогрессом. И не я одна. По сути, все это должно бы было довольно «громко» заявлять о себе в сложных жизненных ситуациях, а таких на моем веку выпало много. Не заявляли. Как-то я без всего этого антуража обходилась и обхожусь. Но вот, например, часть моих однокашников вполне серьезно ко всему этому относится. И несмотря на активное комсомольское прошлое и высшее образование многие из них стали очень серьезно относиться и к церкви, и к таким вот бытовым «колдунствам».

Честно говоря, бывает сложно удержаться от ехидства, когда к.т.н. заявляет, что в пост он вот этого делать не будет, туда не пойдет и вообще, в пост его не трогайте. Удерживаюсь. Ну, надо так человеку. Предприниматели, из однокашников, пусть не так ревностно, но тоже люди верующие. Правда, верующие. А уж про тех, кто, пройдя ряд горячих конфликтов, решил удалиться от мира – вообще молчу. Вон в Санаксарах треть монастырских насельников бывшие военные. Так есть.

Веру в Бога и в какое-то бытовое «колдунство» до сих пор встречаю во многих семьях. Приходишь в гости, разуваешься и видишь, что над косяком входной двери у кого распятие висит, у кого ножницы воткнуты. И причем в молодых семьях вот такое же наблюдается. Право слово при Союзе такого обилия религиозной атрибутики и всяких суеверных вещей я не наблюдала. Теперь вот…

Лично для себя я этого понять не могу: лик Богородицы на холодильнике, какой-то триптих из икон на панели авто, учебник по квантовой механике и молитвослов – как это у людей в голове уживается? Но ведь уживается.

И вот, получилось так, что в нашем городе притулился галерист Гельман и стал пропагандировать современное искусство. Пару выставок я посмотрела – дрянь. И больше туда не совалась. Но вот звонит мне один и сетует на творящийся кошмар, другой, третий товарищи. Речь шла о выставке «Icons». И в рамках этой выставки были всякие инсталляции придуманы и перфомансы. Сам Гельман тех, кто протестовал против этой выставки, обозвал «мракобесами» и сетовал на то, что на их протесты реагирует власть. Икона как знак. Скандальная выставка ICONS Марата Гельмана открылась в Петербурге | Персона | КУЛЬТУРА | АиФ Санкт-Петербург

А статью почитайте, там самые скандальные работы описаны и фото есть.

А вот это про «церкви из спринцовок» и рубку икон — писано на «Эхо Москвы». Тоже загляните, там немного текста.

Так вот, я, правда, человек не религиозный и от всех церковных дел далекий. Но знаю, что эта выставка подняла бурю возмущения в обществе. В Краснодаре, говорят, Гельмана даже побили немного, когда он хотел развернуть там свою экспозицию. Церковь очень негативно отзывалась об «этаком искусстве». По ТВ проходили всякие ток-шоу, где велось обсуждение выставки, и представители церкви там выступали. Осуждали. Гельман отругивался, клеймил всех мракобесами, просил «не душить» творческий поиск и т.д.

А пара моих знакомых, что ненароком зашли на эту выставку, пребывали в очень серьезном нервном возбуждении. Они тогда утверждали, что эта выставка, проехавшись по российским городам, по сути, под видом перфоманса, вовлекла людей в «чернокнижные обряды хуления икон». И что, дескать, беда будет. Большая беда.

Вот все эти выставочные события произошли в далеком 2009 году. С тех пор Гельмана выдворили из моего города, а из страны он сам уехал. Решил, что все, что мог в России сотворил и рванул продвигать современное искусство в Черногорию. Но все-таки захотел оставить по себе длинную память, и его прощальное fuck you было таким – выставка под названием «Цензура-шлю-хаха»:

Логично, что название последней экспозиции в галерее взято с плаката, сделанного художником и политическим активистом Артемом Лоскутовым, одним из организаторов «Марша за федерализацию Сибири».

Перед нами своеобразная история конфликтов вокруг искусства, разгоравшихся в последние 15 лет. Использование мата и острых изошуток было важнейшим завоеванием в культурной сфере постсоветской России. Оттого-то каждое дело о картинках воспринимается как удар по свободе слова. А поскольку борьба за нравственность ведется заинтересованными лицами с остервенением, мало соответствующим реальному влиянию искусства на умы, скандалы в этой сфере адекватно демонстрируют температуру по палате. Тут есть экспонаты с выставки «Запретное искусство» в Центре Сахарова (ее кураторы Юрий Самодуров и Андрей Ерофеев проиграли суд с православной общественностью и заплатили крупные штрафы). Ролики Pussy Riot (два года колонии для Марии Алехиной и Надежды Толокно) соседствуют с полотнами Авдея Тер-Оганьяна, покинувшего Россию под угрозой судебного преследования за акцию «Юный безбожник» 1999 года, известную как «рубка икон». «Целующихся милиционеров» группы «Синие носы» в 2007 году не выпустила на ярмарку в Париж российская таможня. Фигурки протестующих от краснодарской художницы Лусинэ Джанян подверглись цензуре на выставке параллельной программы Киевской биеннале современного искусства в 2012 году. Новая версия, посвященная митингам против внешней политики России относительно Украины, сохранила раздражающий потенциал: в первые дни работы выставки силуэты протестующих были частично уничтожены неизвестными.

Вышедшая на проектную мощность культурная реформа в отдельно взятой Перми оказалась собранием хрупких мероприятий, которые новый губернатор и министр культуры с легкостью отменяли. Попытки создания организаций, аналогичных пермскому Музею современного искусства, в Самаре, Краснодаре и других городах закончились либо ничем, либо конфликтом с консерваторами.
Но дело не только в отсталых элементах и духовных скрепах. Господин Гельман всегда рассчитывал на масштаб, возможный только в тесной синергии с административным ресурсом, и претендовал на ввод нового фундамента для устаревшей системы.

Вот теперь мне нужно сделать самое сложное для себя действие: как-то облечь словами осознание того, что вот то, что проделал Гельман – это взлом сознания большинства моих сограждан – раз. И два – этот взлом и есть ключевой момент недоверия общества к власти, что и дало возможность разного рода сектантам внедрить свои идеи большому количеству людей. Здесь и запрещенное «АУЕ!», и экстремистское ФБК, и осужденный на три с половиной года «иеромонах» Романов, и запрещенные «Новое величие» и «Синие киты»… И не только они, а сколько еще тех, про кого мы совсем ничего не знаем?

Да, впрочем, вон православные «Сорок сороков» что вытворяют! И…?

Я много раз говорила о том, что конец восьмидесятых начало девяностых открыли бездну оккультизма, и что ничего полезного стране это не принесло. И после того, как руководители государства стали вполне серьезно обращать свои взоры на церковь, думалось, что вот все это оккультно-чернушное прекратит отравлять людям сознание.

А ведь несмотря на атеистическое прошлое, очень много народа и, правда, обратились к Богу. На полном серьезе люди стали верить в то, что в трудную минуту они получат если не материальную, то духовную поддержку. И что в этом плохого?

Я не говорю сейчас о радикальном сектантстве, прикрывающимся православием или мусульманством, я про обычных, нормальных людей, в сознании которых уживается Бог и полеты в космос, квантовая физика, сложнейшие медицинские операции, ЭКО, атомная энергетика и масса других научных достижений, вплоть до робототехники. Этим людям вера в Бога не мешает жить, не мешает творить, не мешает работать на благо общества. Если им на душе становится спокойнее после того, как они два часа отстояли в Храме – ну так и ради Бога, дайте вы им эти два часа!

Понимаете, ведь то, что проделал Гельман – это кощунство.

Как я говорила, с середины восьмидесятых у людей планомерно стали отбирать все, что хоть в какой-то мере трогало душу. Жизнь перед развалом СССР, в период развала, и постсоветский период ознаменована не бедностью и нищетой населения. Это период растления души и разума.

Вспомните

Сейчас мы говорим про брежневский застой, но и в этом «застое» мы все были погружены в определенный культурный или духовный «слой». Вы вспомните фильмы того периода, спектакли, выставки… Ведь правда-то в том, что классическое искусство – это искусство для элитариев. Для вчувствования в классический танец, кантату, ораторию или сюиту человека нужно учить. Вот так сходу, чтоб сорок лет репчик читать, а услышал Лакримозу и все, и сразу почитатель – такого никогда не будет. Пришел в художественную галерею посмотрел на «голландцев» и все понял – тоже не будет. Покажите современным подросткам тициановских или рубенсоновских дам и послушайте их комментарии и вспомните себя в их возрасте. Нет, безусловно, и в наше время были те, кто над «габаритной обнаженкой» ржал в голос, но сколько их, ржущих, было? И сколько было тех, кто изучал работы великих живописцев с тем, чтобы понять, как это сделано, как передано чувство, смысл, на чем основана композиция, каков был замысел?

Да, классическое искусство – элитарно. Да, классическое искусство оставляет после себя впечатление и дарит эмоции – питает душу. Да, нужно учиться, чтобы понимать это искусство.

Чему нужно научиться, чтобы понимать современное искусство от Гельмана?

Не так.

Что нужно выкорчевать из своего сознания, своей души, чтобы без содрогания смотреть на произведения «современного искусства»?

На заре второго тысячелетия у советского народа отняли веру во все, что составляло основу нашей жизни. Мы сейчас обижаемся на б/советские республики… Но в 90-е их же по живому отрубали от РСФСР. И людям, которые ложились спать в СССР, а просыпались в какой-нибудь «независимой демократической республике» было отчаянно больно и страшно, потому что «в это утро» они впервые услышали автоматную очередь и увидели кровь на асфальте.

СССР – разрушили. Коммунистическая партия – прекратила свое существование.

Очереди за продуктами, перестрелки бандитов, валяющиеся шприцы, горящие вместе с продавцами киоски, умирающие колхозы, где свиньи обжирали штукатурку со стен свинарников. Врач-анестезиолог по вечерам моющий подъезды и ночами выносящий мусор – счастливчик, потому что может подрабатывать. Хирургам так не везло. И, пианистам и скрипачам, тоже не везло. Но музыканты хоть лабать могли в жральниках. Инженер, превратившийся в «челнока» и торгующий турецкими шмотками, учительница, зарабатывающая мытьем банок для барыги, который разливает по этим банкам разбадяженный «юппи» или «зуко» и продает их под видом натуральных соков. Война в Чечне, теракты и выкраденные бандитами люди… И родные, получающие посылки с отрубленными пальцами или ушами.

Тогда, в то время, люди и стали искать спасения в Боге. А больше не на что и не на кого было положиться. Выжили, жить нормально стали. Но только недолго этот период длился. После Мюнхенской речи Путина пошла реакция – повылазили, в первую очередь, гельманы. Дальше больше, а сейчас мы имеем то, что имеем.

Еще раз – объявить вне закона какую-то организацию, это совсем не значит, что все ее члены сразу изменят свое мировоззрение. Вон Мария Шукшина – верная прихожанка рецидивиста Романова, или подростки, проникнувшиеся «романтикой» АУЕ (запрещенная в РФ организация), сторонники богомолки и Николая-защитницы Поклонской, адепты адвентистов, мормонов, саентологов и проча, и проча, и проча – это все те, кто составляет сегодня костяк движения антиваксеров, а вчера они все протестовали против пенсионной реформы, а позавчера, они же протестовали против оптимизации, а завтра они будут протестовать против запуска в космос искусственных спутников или против продажи в супермаркетах средств гигиены. Им все равно против чего протестовать.

Цель всех протестов — доломать уже взломанное сознание и культурный код российского народа. Превратить россиян в демократическое ЛГБТ-сообщество западного образца. И эта цель планомерно достигается.

Искусство – подменили суррогатом, Бога – опошлили, церковь – в очередной раз раскололи.

И да, это действительно черные обряды и черный эксперимент, который в очередной раз не пресекается…