О «великодержавной» гордости деятелей искусств

Примечание: является общим проектом редакции сайта.

Примечание второе: этой публикацией мы открываем новый проект «Лица России». Но для того, чтобы понять о чём он, сначала мы хотим разобрать одно интервью небезызвестного деятеля культуры. Мы надеемся, что в конце читатели увидят, для чего мы это сделали.


В начале было слово.

Каким оно было, редакция скромно умолчит.

На самом деле, этот проект родился как давно зревший ответ всем нашим «деятелям от культуры». Появился он в редакционном коллективном сознании, когда в один тихий вечер наш коллега ворвался в общее обсуждение с рассказом о вышедшем ещё в августе фильме «Вратарь Галактики».

Фильм оказался откровенно провальным. Но к этому редакции, как и всей нашей стране, было не привыкать.

Когда наш коллега успокоился, взял себя в руки и отставил в сторону свои гусарские выражения и манеры, он поведал нам о существовании некоего интервью, которое режиссёр фильма Джаник Файзиев дал известному киноблогеру Ануару уже после выхода фильма.

К весьма специфичным мировоззрению и ментальности наших «деятелей от культуры» редакции тоже было не привыкать.

Однако именно это интервью стало соломинкой, сломавшей наше терпение – как работников информационного агентства, так и граждан России с любовью к русской культуре.

Так что нам очень захотелось объяснить всей творческой богеме на примере интервью Файзиева – то, насколько далеки они от народа.

И то, насколько народ устал от них.

Вообще, нам было интересно — как бы странно это ни звучало — ознакомиться с данным интервью. В течение полутора часов режиссёр и «деятель культуры» рассуждал о том, на кого надо равняться, о кинорынке и продажах билетов, о тяжёлой доле работников киноиндустрии и технических нюансах съёмочного процесса, о нелёгкой судьбе парня, который вынужден выбирать между двумя влюблёнными в него девушками… о многом. Единственное, чего мы не увидели в этом интервью – самой культуры. Не увидели размышлений мэтра, который с учётом своей деятельности и с высоты прожитых лет и опыта мог бы рассуждать о мировоззрении, о философии. О том, почему люди такие, а не другие – в особенности русские люди, раз уж мэтр Файзиев работает в первую очередь для российской аудитории; что нами движет, о чём мы думаем, куда мы стремимся.

За эти полтора часа было сказано много слов. Но, возможно, надо искать смысл в том, что сказано не было?

Однако, давайте для начала рассмотрим то, что сказано было.

Я считаю, что контакт с аудиторией отечественной киноиндустрии был потерян в семьдесят каком-то году, когда в газете Известия появилась статья – называлась она «Ходят кони по экрану», и была она посвящена тому, что Эдмунд Кеосаян, который снял фильм «Неуловимые мстители», идею Революции превратил в позорный развлекательный интертеймант. После чего Эдмунд Кеосаян потерял работу, уехал в Армению, на него были гонения. Ну, может, кто-то сводил с ним счёты, я ничего по этому поводу не знаю, никогда, кстати, с Тиграном по этому поводу не говорил. С этого момента в отечественном кино стали снимать фильмы по заказу Партии, и так далее, и это углубилось, углубилось, там, была ветвь, которая снимала «Полёты во сне и наяву», такое, андерграундное кино, это всё тихонечко развивалось, но контакт с аудиторией был потерян. Дальше двадцать лет перестройки, и вот так – сорок, пятьдесят, тридцать пять лет прошло – много. Поэтому смело могу говорить вам, что отечественный кинематограф находится в стадии ученика. Мы учимся находить контакт со страной, со своей аудиторией. Как вы знаете, во многих институтах искусств, например, когда учат художников-живописцев, их просят ходить в музей и перерисовывать классические картины.

Разумеется, самым первым вопросом, возникшим у одного из наших коллег, стал вопрос: а почему именно этот фильм и этот режиссер были выбраны за отправную точку? Да, действительно, критика на «Неуловимых мстителей» была не очень лестной, но так или иначе третья часть данной серии заняла третье место среди всех фильмов по итогам года. Какие личные обстоятельства заставили Эдмунда Кеосаяна уехать в Армению — Файзиев и сам не знает, но делает глобальные выводы о последовавшей «потере контакта со зрителем». Смеем напомнить, что «Свадьба в Малиновке», вышедшая гораздо раньше, тоже не была обласкана критикой.

И раз уж мы заговорили об Эдмунде Кеосаяне – после него осталась небольшая фильмография, и из жизни он ушел рано, но каждый его фильм, каждое его творение теперь относится к классике.

Так что невольно возникает следующий вопрос — если мэтру Файзиеву и прочим его коллегам так требуется кого-то копировать — почему они не стараются «перерисовывать» отечественную классику?

Ах, ну да. Иногда они всё же стараются. И, увы, последние «большие проекты» ремейков старых фильмов закончились ничем. А в отдельных случаях закончились скандалами и всяческой там ответственностью. «Кавказская пленница», «Джентльмены, удачи», и прочие проекты, не считая таких «шедевров мысли» как «Самый лучший день», «Горько», «Самый лучший фильм» разорвали контакт современной киноиндустрии с современной же аудиторией куда эффективнее, чем это якобы смогли сделать заказы партии в СССР. Целая вереница вышедших после «Неуловимых мстителей» фильмов по сей день остаётся любимой у российского общества. Это – потеря контакта со зрителем, произошедшая в Советском Союзе?

Или уныло «гласные» фильмы перестроечной и постперестроечной эпохи всё же сделали для этого больше, нежели травля Кеосаяна?

И если возвращаться к ремейкам «золотого фонда» фильмов Советского союза, по их провалам становится ясно, почему режиссёры обернули свои взгляды на Голливуд. Оказывается, срисовывать западные творения оказалось куда проще, и здесь возникает простой вопрос – почему?

Каждый ответит на это сам.

Приведём лишь небольшую аналогию. Известный русский писатель Николай Лесков особенно запомнился любовью к историям духовенства и мотивам жития, но не стеснялся и простых мещанских сюжетов. Один из его рассказов «Запечатленный ангел» повествует о подвиге старовера, во время ледохода отправившегося по цепям недостроенного моста спасать святыню своей общины – икону Строгановской традиции иконописи. Самое примечательное, что Лесков признаётся в своих записках – вдохновил его на этот рассказ банальный поход отчаявшегося мужика за водкой. На черниговском берегу Днепра целебный эликсир продавался сильно дешевле, и в самый разгар ледохода каменщики отправили своего товарища по недостроенному мосту с одного берега на другой, и обратно, уже с бочонком водки на шее, который и был почат сразу же во имя Святой Пасхи.

Смешно? Несомненно. Но можно подумать и о том, что Лесков смог увидеть в обыденном курьёзном случае отсылки к более вдохновенным подвигам и победам духа над плотью.

Так вот, основываясь на приведённых примерах ремейков и «списывания» у Запада, мы смеем утверждать, что, в отличие от Лескова, наша творческая богема по мотивам героического спасения иконы сняла бы – или описала – как раз поход за водкой.

Футбол придумали англичане, и где бы, на какой бы части света люди не играли бы в футбол – они будут делать это по правилам, придуманным англичанами. Кино существует, ну, Голливуд впереди планеты всей – мы ж это не отрицаем, мы ж понимаем, что это люди, которые двести лет строили индустрию, и смогли сделать так, что она с точки зрения, ну… с точки зрения бизнеса, кстати, отдельный кейс, который желательно бы изучать; которую сделали так, что она во всём мире считается – ну, голливудская киноиндустрия – лучшая в мире киноиндустрия. И они задают стандарт моды. И это очень, ну, неумное заявление, ну, типа – чего вы не делаете чего-то своего, чего вы подражаете. Ну, оно просто неумное. Просто люди, которые так говорят, они точно не понимают, о чём они говорят. Потому что это значит, что человек, который это произносит, не понимает, что такое – работать с широкой аудиторией.

Хорошо. Основной посыл нетрудно увидеть: Голливуд является de-facto золотым стандартом индустрии, и поэтому российское кино должно «не рефлексировать, а распространять».

То есть, сразу же предполагается априорная невозможность внести что-то своё. «Мы находимся в состоянии ученика». Возможно. Однако, имея за своей спиной богатейшие традиции – как можно назвать того, кто отрицает их существование в пользу совершенно иной, отличной от нас культуры?

Иван, родства не помнящий?

Так можно говорить именно что о «киноиндустрии с точки зрения бизнеса». Кино, поставленное на поток, на конвейер. Бесконечный поток… чего? Карго-культ не равняется культуре. Можно сказать, это её антитеза.

Американская традиция всегда была в сути своей умением делать шоу. Шоу очаровывает, завлекает и развлекает.

А в чём традиция русская?

Думаем, что мало кто из современной творческой богемы способен на это ответить.

Забавно, что ни Рязанову, ни тому же Кеосаяну, ни Гайдаю, ни Данелии, ни Быкову, ни Шукшину, ни Захарову, ни Тарковскому не требовалось следовать моде, чтобы быть принятыми зрителем. Они не следовали «трендам» — они их создавали. И почему-то им удавалось быть кассово успешными, и удавалось работать с широкой аудиторией. В её числе был весь СССР, страны Восточного блока – даже Запад «не брезговал» их картинами. То, что они делали – живо по сей день. Только ли в хорошо поставленном техническом процессе съёмок было их очарование и влияние?

Или же всё-таки что-то помимо бизнес-кейсов имеет значение?

Сейчас «творцам» слабо удаётся завлечь в кинотеатры даже российскую аудиторию.

Нам не вспоминается ни один мэтр любого из видов искусств, кто бы говорил о своём творчестве как «находящееся в стадии ученика». Нет, это не скромность художника. Настоящий (именно настоящий) художник прекрасно знает себе цену. А заодно и своё место среди тех халтурщиков от искусства, имя которых забудется на следующий день после их ухода.

Но, допустим, хорошо — уважаемый мэтр согласен на подчиненную роль, принимает то, что его работы — это ученические работы голливудской школы. Но как тогда быть с его амбициями? Менторским тоном? Рассказами о тяжёлой доле и жизни?

Разве для ученика бывает иначе? Жизнь подмастерья… сиди в углу и растирай краски для мэтра. Иногда его будут допускать приделать цветочек в самом углу картины. Под наблюдением старших учеников, конечно. Тем, которым уже доверяют вымачивать кисти. Только почему ученик чувствует за собой право учить других, как жить и творить? Если он добровольно взял на себя роль подмастерья?

И раз уж затрагивать Голливуд… Можно вспомнить русскоязычного режиссёра или актёра, кто, попав в сияющий Град на холме, смог бы сделать себе имя, которое бы действительно знали по всему миру? Одному из наших коллег случалось встречаться с некоторыми представителями русскоязычной братии, ищущих себя в Голливуде. В каком-то плане, это было зрелище, сравнимое с атмосферой творения Рериха «Град обреченный».

Ануар:
— Жень, а ты… как… как тогда найти свою идентичность? Если, в смысле, всё, как у них – но тогда ведь теряется как раз то, что тебя и отличает. Вот когда я смотрю французское кино – я понимаю, что это французское кино, смотрю корейское кино, и…

Файзиев перебивает:
— Можно, я отвечу тебе… ну вот у тебя кроссовки – Пума. Я же могу сейчас сказать – ну чё ты, чё ты не носишь фабрику «Большевичку»? Чё, нет своего, что ли, у тебя? Ну чё ты… Вот ты же потребитель, ты же меня упрекаешь, что я не могу найти свой киноязык, а сам одеваешься в то, что тебе кажется… Если я буду выпускать кроссовки – я буду их выпускать не а-ля «лапти», чтобы иметь свою идентичность. А я буду выпускать их похожими на Пума, стараться делать их лучше – потому что я буду хотеть понравиться. Но они всё равно по форме будут чем-то похожи, и они будут отечественными.

И вот тут можно увидеть разом ответы на два предыдущих вопроса.

Во-первых – то, как видит отечественная богема русскую традицию и культуру; то, почему их не найти в кругах элит.

Лапти и «Большевичка». Что ж, спасибо за честный ответ, мэтр Файзиев.

А во-вторых – то, почему русскоговорящие, стремящиеся за порог Голливуда, так и не способны найти ни себя, ни признания в конкурентных условиях. Чувство второсортности клейма фабрики «Большевички», и невозможность вытравить из себя это унизительное чувство, заставляет заглядывать хозяину в рот – ну, ну, посмотрите же на меня, я не лапоть, я свой, я как «Пума»… Только вот кому нужна подделка там, где в избытке оригинала?

И остаётся им отечественный рынок, но и на нём уже распробовали, что такое Пума. Так что максимум аудитории, на которую могут претендовать Файзиевы, Андреасяны и прочие любители Запада – это потребители всего подряд. Даже усиленное давление на чувство патриотизма не спасает – русские очень хорошо знают и чувствуют суть фразы «Патриотизм – это последнее прибежище негодяя».

Но хорошо. Мы должны учиться и во всём следовать Голливуду – эту позицию мы поняли, уважаемый режиссёр и продюсер нам раз за разом её объясняет. Но… должны ли мы вносить что-то своё? Как, например, в испанской школе живописи XVII века различают Валенсийскую и Севильские школы?

Или это непозволительное вольнодумство?

Как всякий мастер, мэтр не может не задумываться о ходе вещей. И тогда должно, наверное, прийти понимание того, что ничто не вечно в этом мире. Что нам делать, к чему готовиться, когда влияние Голливуда неизбежно сойдёт на нет, как в своё время сошло на нет влияние Голландской школы живописи после пика, связанного с именем Рембрандта и Вермеера?

Так и оставаться на задворках цивилизации, в полном соответствии с путями, определёнными для нас некоторыми представителями творческой интеллигенции?

А ведь Голливуд, из-за безумия толерантности и инклюзивности, охватившем Запад, уже не тот. Он поменялся и продолжает меняться – и угасать. Надо ли нам идти за ним по их пути?

Любые империи приходят в упадок, мэтр Файзиев. Ничто не вечно под луною.

А артисты? Да, у нас есть хорошие артисты. И хорошие режиссёры. Но они здесь, в России. И их зрители — в России. Не в Голливуде. И это — реальность, что бы ни говорил очередной деятель от культуры. Та реальность, которая получит возможность увидеть свет лишь после того, как его перестанут загораживать тени суррогата.

И, наконец, хотелось бы напомнить, как отзывался Запад о нашем кинематографе тогда, когда мы ещё не нуждались в его наставлениях, не снимали по его лекалам и не особо на него оглядывались.

«В русских фильмах мы находим человечность, простоту, поэтичность и лиризм, которые вносят дух подлинного искусства на мировой экран» — французский еженедельник Люмьер о советском кино

«В отчетах мы часто говорим о той или иной картине — «великий фильм». Здесь эти слова применимы в лучшем смысле… Только советская кинематография может описать жизнь в её социальном разрезе. Она это делает так, что её фильмы стали впечатляющим, всепобеждающим искусством. Проблемы общества и человека в их истинных отношениях никто, кроме русских, не может сделать жизненной с той правдивостью, которой требует искусство… Советский фильм черпает свои силы на новой, социалистической жизни, которая не боится правды» — норвежское издание «Ни Тид» о фильме «Детство Горького»

«Особенно следует отметить сцену разгрома немецких рыцарей. Черкасов замечательно исполняет роль Александра Невского. Фильм подчеркивает хорошие черты и патриотизм русского народа, его волю к победе, противопоставляя им «псов-рыцарей», как их называл Маркс, с их нечеловеческой жестокостью» — бельгийская газета «Монд Нуво» о фильме «Александр Невский»

«Игра актеров превосходна. Исполнение Щукиным роли Ленина — одно из величайших достижений кино» — американская газета «Чикаго трибюн» о фильме «Ленин в октябре»

…Эти фильмы не следовали западной моде и западным трендам, однако, они вошли в историю кинематографа как великие. Достигнет ли этого хоть один фильм Файзиева?

У нас нет на это ответа.

Особенно понравилось редакции следующее высказывание:

Если бы возможно было такое фантастическое, чудесное, волшебное перемещение, и вот всех нас, российских кинематографистов, переместить сейчас в Америку, а американских кинематографистов переместить в Россию, то, знаете, мне хочется сказать резко… они бы все здесь скукожились и загнулись, а мы бы там барахтались. Потому что, в отличие от них, мы в пустыне, в безвоздушном пространстве, в агрессивной среде умудряемся отвоевать себе двадцать процентов рынка, а они живут в благоприятнейших условиях, с гигантской традицией, с фантастическим запасом прочности

.

В принципе, редакция может с этим согласиться. Потому что наши деятели, привыкшие работать в отсутствии конкуренции – а это убивает любой талант — могут обнаружить, что в Голливуде, в отличие от России, все вакантные места творцов давно заняты и переделу не подлежат; и встретятся они там не просто с конкуренцией – а с отчаянной конкуренцией. Так что барахтаться придётся. В Голливуде, чтобы снять фильм… понимаете, там нет Минкульта и «Фонда кино», дающих деньги часто безвозмездно, бездумно, лишь бы хоть что-то снимали. В Голливуде надо идти к людям типа Вайнштейна. А в какую позу он поставит просителя — это уж как договоритесь.

И мы не знаем, смогла бы наша богема, попав в Голливуд, выжить в этих джунглях, где главное правило — выживает самый приспособленный.

Это естественный закон эволюции.

И не это ли так хорошо понимает наша творческая элита? И не потому ли она столь патриотичная, когда надо – до тех пор, пока существует «Фонд кино», подобный ИВЛ для человека, который уже не может дышать самостоятельно.

Двадцать три процента проданных билетов – были проданы на российское кино. Это очень много. Это ОЧЕНЬ много для больного, который ещё вчера находился в состоянии глубокой комы. Это же простая аналогия, представьте себе, что российский кинематограф умер. Он умер, ну, он был в коме, но, считайте, умер. Прошло восемь лет, и сегодня продаётся двадцати три билета из ста. Ну, я понимаю, что людям, которые не посвящены в индустрию, это ничто, они приходят в кино, они потребители, они приходят на стадионы с пивом и хотят голы. Имеют право. Если так рассуждать, то да, мы виноваты, мы не можем, не справляемся, мы торопимся, мы стараемся, мы делаем. Но если хотят объяснений, то объяснение, в общем-то, простое – это ПИПЕЦ как сложно.

На самом деле, вот тут мэтр Файзиев несколько лукавит. Доля проданных билетов на российские фильмы, например, в 2008 году составляла 25,7% от всех проданных билетов. Уже через четыре года это количество упало до 16,4%. Следующие пики пришлись на 2017 и 2018 года – 25,6% и 28% проданных билетов на отечественные фильмы соответственно. Иными словами, та победа в 23% проданных билетов за этот год – не такая уж и победа, и она уж точно не то, чтобы соотносится с усилиями кинотворцов. Особенно если учесть, что общая доля российских фильмов в прокате в этом году составила около 50%. Если сравнивать с тем же 2008 годом, то тогда же их количество не превысило 21,4% в общем прокате.

Иными словами, процент проданных билетов не коррелирует с количеством производимого отечественного кинопродукта.

Кажется, дело всё-таки в том, что это количество попросту не переходит в качество. Даже если учесть, что уровень российской компьютерной графики в 2008 и 2020 годах попросту несопоставим. То есть, дело и не в ней тоже?

Однако, если послушать Файзиева, то складывается впечатление, что главное в фильме – это его техническая составляющая.

Наши творцы живут с широко закрытыми глазами, и никакая Зулейха не поможет им их открыть. В нашем редакторском коллективе бытует такое странное мнение – возможно, эта мысль крамольна, но что-то подсказывает нам, что людям всё-таки, помимо хорошей графики, нужны и хорошие истории.

Ну а что же мэтр Файзиев может сказать нам про истории? Честно говоря, это наша любимая часть интервью.

Ануар:
— Но сценарий, он же здесь. Что мешает написать хороший сценарий?

Файзиев:
— Это так кажется. Попробуйте.

Ануар:
— А как на самом деле?

Файзиев:
— Ну, попробуйте. Вот здесь. Это вот так, живёт вокруг вас, вы вдыхаете это, и чья-то голова способна это изложить.

Ануар:
— То есть, вы хотите сказать, то, что мы видим на большом экране – это действительно лучшие сценарии, которые готовы наши сценаристы предложить?

Файзиев:
— Да.

Ануар:
— А как это поменять? Вот вы говорите – десять лет… а как…

Файзиев:
— Могу ответить грубо. Возьмите – и напишите. Могу каждому человеку, который так говорит, ответить грубо – возьмите, сделайте лучше. Можете? Можете – сделайте, пожалуйста. Мы, наш брат продюсер, бегаем с открытыми ртами и открытыми руками, и, типа, давайте, давайте, несите. У меня был несколько лет сайт, на котором я всем раздавал визитку, и говорил – присылайте сценарий. У нас это называлось самотёк. Я нанял трёх человек, которые несколько лет честно читали всё, что туда приходит. Это всё было чистой воды графомания. И за восемь лет мы оттуда даже ни одной заявки не вытащили.

Вот тут тоже возникает очень любопытный вопрос.

Чья это проблема?

На взгляд Файзиева — тех людей, которые присылали ему графоманские тексты. Вполне возможно, не будем спорить. Хороших писателей всегда было мало. Отметим только, что в самом слове «графоман» нет ничего негативного. Оно означает всего лишь «любитель писать». Например, можно сказать, что режиссёр, любящий снимать кино — это «фильмоман».

Но вот что хотелось бы затронуть. Три специально нанятых человека читали всё, что им приходило, и выносили свои вердикты. Вы когда-нибудь открывали сборник стихов или прозы, изданный в рамках «Поэт года» или «Писатель года»? Вы можете отметить что-нибудь запоминающееся из этих сборников? А произведения, входящие в эти сборники, отбираются специальным жюри.

К чему это мы? А вот к чему. Для того, чтобы оценить какой-нибудь текст, надо иметь некоторый уровень понимания и оценки художественных достоинств таких текстов. Например, возьмём некую книгу, получившую много литературных премий, по которой снят сериал, и которая никак не откроет глаза. Означает ли это, что она обладает каким-то литературным достоинством? Тем не менее, она была отобрана кем-то. А потом и награждена.

Файзиев считает, что ему присылали графоманские тексты, и он имеет право так считать.

Мы, в свою очередь, имеем право считать, что люди, которые отбирают литературные произведения и решают их и авторов судьбы, не понимают ничего в том, что они делают. Файзиев сам указал на этот момент – можно зайти в художественный отдел любого книжного магазина, и, следуя совету Булгакова, прочитать десять любых страниц любых десяти романов. Понравилось? Возникнет желание купить?

Почему нет?

Проблема в том, что их отбирали люди из той творческой элиты, творческого сообщества, частью которого Файзиев и является. Иными словами – это его проблема, его коллег, и, в целом, нашего Министерства культуры. Да, нашего Министерства культуры, потому что ему надо безумно много работать, чтобы реабилитироваться перед обществом.

Хотя, конечно, мы не имеем права говорить за всё общество.

Так же, как Файзиев не имеет права говорить за всех людей, которых он назвал «графоманами». Особенно если он, по его собственному признанию, даже не читал то, что ему присылали.

Но, может быть, «Вратарь Галактики» является вершиной сценарного искусства? Мы не уверены. Но не Файзиеву рассуждать о графоманстве, на самом-то деле, выдавая подобные сценарии.

Стараниями нашей творческой богемы выросли поколения, потерявшие вкус к художественному слову, забывшие традиции русской литературы Пушкина, Куприна, Булгакова. Эта богема даёт премии фаллосам на поднимающихся мостах, она ставит спектакли, о которых в приличном обществе стыдно упоминать, снимает фильмы, которые невозможно смотреть, называет поэтами и авторами людей сугубо своего рукопожатного общества, и раздаёт друг другу премии в пределах лишь собственного круга. Так почему же Файзиев жалуется на качество присылаемых текстов? Он и его коллеги именно это и взращивали давно и долго.

Но тут, как и во всяком ином деле, необходимо определиться. Чего хочет Файзиев? Если он хочет продолжать делать то, что он делает, и относиться к искусству и культуре, как к индустрии развлечений – по заветам Голливуда, то пусть он берёт любые тексты и шлёпает фильмы по западным лекалам. Но тогда – пусть не жалуется.

Тем временем, вот мы и дошли до места, ради которого всё затевалось.

Ануар:
— Как вы считаете, что есть такого классного, хорошего и уникального в российском кино, чего нет на Западе? И есть ли вообще такое?

Файзиев:
— Люди.

Ануар:
— Люди. Подход их, или сами люди?

Файзиев:
— Сами люди. Я говорил, что у нас количество людей, которые любят кино просто потому, что они любят кино, и которые готовы ради того, что они любят кино, нести всякие жертвы и лишения – мне кажется, их намного больше. Потому что заработки несопоставимые, и все эти люди вполне могли обойтись… вы знаете, что такое рабочий день в кино? Это двенадцать часов на площадке. Значит, ещё надо приехать и уехать. Это, предположим, пусть будет тринадцать часов. Из двадцати четырёх часов тринадцать ты тратишь на это. Семь-восемь часов тебе надо поспать. Два-три часа у тебя остаётся на личную жизнь. Два-три часа! А бывает так, что тебе до площадки ехать несколько часов, а бывает так, что там, где ты снимаешь, нет гостиницы, и люди по много месяцев живут в лишениях и в кошмарах.

Разумеется, у всех членов редакции одновременно возник один и тот же вопрос:

А что делать тем, кто всегда живёт и работает в таких условиях? Не месяц, и не два, и даже не пять лет, а всю жизнь?

Знает ли Файзиев, что такое рабочий день врача, повара, милиционера, шахтера, продавца, пожарного, спасателя, пилота?

Мы приведём лишь одно высказывание нашего коллеги.

Я ничего не имею против тружеников по 12 часов на площадке. Большую часть своей взрослой жизни я работал на двух работах. Это получалось больше, чем 12 часов. Я очень мало могу вспомнить, когда я брал отпуск. Мои поездки были вокруг праздников — на несколько дней. На большее у меня никогда не было времени. У меня не было времени сходить с сыном в зоопарк, и он плакал, спрашивая, зачем же мне в воскресенье на работу. И ты идёшь в своё и сына воскресенье на работу, оставляя дома его, маленького, плачущего, с тяжеленным камнем на сердце. Потому что должен. Потому что не можешь не идти. А с экранов телевизора вещают деятели культуры и жалуются на свою несчастную жизнь. Я думаю, очень много читателей могли бы рассказать что-нибудь подобное про себя. 23% билетов? Нет, нам не понять ваших проблем так же, как вам не понять наших. Но есть между нами одна разница. Мы принимаем жизнь как есть. Мы строим свою жизнь сами. А не жалуемся с экранов телевизоров и не берём у государства деньги на никому не нужные проекты. Деньги, которые люди отрывают от себя, своих детей и своих семей, чтобы деятели культуры в камеры жаловались на свою тяжёлую жизнь.

У каждого в редакции так или иначе всплыли в памяти свои истории. Истории их родных, друзей и знакомых. Истории, которые им доводилось случайно слышать от попутчиков в метро, поездах и самолётах.

По нашей стране сотни, тысячи, миллионы и десятки миллионов таких историй.

Но мы решили рассказать хотя бы несколько из них. Файзиев жалуется на потерю контакта с аудиторией, и мы подумали, что лучше будет наглядно показать – у нас не появится нормального искусства, пока его творят такие, как мэтр Файзиев и его коллеги, а у них никогда не будет контакта не только с аудиторией, но и с обществом, в котором они живут.

Потому что они не понимают нас. А мы не понимаем их.

Мы решили создать проект «Лица России», в который мы будем собирать истории совершенно обычных людей и делиться ими с вами. Вы никогда не увидите героев этих историй на экране телевизора, не услышите их на рассказы на радио. Их бесхитростные повествования не будут выпущены роскошным изданием, и их не выложат на центральных полках магазинов. Вы можете встретить этих людей на своей лестничной клетке, в своём подъезде, оказаться вместе с ними в автобусе в час пик, но вы их никогда не узнаете, не поприветствуете аплодисментами, не попросите у них автограф. Так же, как вы никогда не сделаете это, стоя перед зеркалом и глядя на своё отражение.

Потому что люди, о которых мы будем говорить — это вы сами. Потому что лица России мы видим не в софитах телекамер, а на стройке, за проектным столом, за штурвалом самолёта, за рулём скорой помощи. Это люди, которые просто, не жалуясь, не претендуя на особое место или признание, делают свою работу. Растят детей. Ходят на работу. Преодолевают трудности. Живут и любят. О них наш новый проект: «Лица России».