Камни преткновения

Друзья, у нас новая статья Игоря Севергина — и она очень интересна с сегодняшней точки зрения.

**************************************

Этот разговор произошел еще в 2009 году. Но читается интервью, будто мы повстречались только вчера. Правда, некоторые мысли и прогнозы писателя Сергея Алексеева уже нельзя назвать чисто умозрительными. Они уже стали реальностью. Игорь Севергин, 2009 год.



Жизнь — лабиринт совпадений. Собирался искать Сергея Алексеева в Москве, а тут он сам прилетел в Сибирь. На несколько дней. Узнал я об этом чуть ли не накануне приезда, совершенно случайно. Потом столь же неожиданно появилась возможность встретиться с писателем. А замкнулась цепь совпадений долгим разговором, часть из которого и перетекла в интервью.

— Сергей Трофимович, на дворе экономический кризис, мировая общественность в шоке, перспективы туманны, а вчера на встрече с читателями вас вечер расспрашивали про какие-то древние цивилизации. И ни одного вопроса о нынешних финансовых катаклизмах. Почему?

— Потому что сейчас стремительно обесцениваются не только деньги или пакеты акций на биржах, но и главные символы современной цивилизации. Сами ее основы. Это похоже на ураган, который ежегодно проносится по южному побережью Америки. Но мы присутствуем еще лишь в самом начале бури.
А что удерживает дерево во время ураганного ветра? Корни. Поэтому люди интуитивно ищут прибежища в древних эпохах. Современные реалии на их вопросы уже не отвечают.

У нас почему-то до сих пор принято снисходительно относиться к древним периодам человечества. И совершенно напрасно. В прошлом году мы с Михаилом Задорновым побывали в селе Костенки Воронежской области — оно так называется потому, что в тех местах постоянно выкапывали мамонтовые кости в огромных количествах. И там есть музей — огромный раскоп, на который поставили бетонный такой саркофаг с окнами. А под саркофагом находится жилище древнего человека — у него каркас из мамонтовых костей и глины. Круглое, метров двадцать в диаметре, похожее на большую юрту. Но с очень толстыми стенами. Археологи говорят, что в этом жилище обитал целый род — сорок человек. И возраст его не менее двадцати тысяч лет. Теперь попробуйте поразмыслить не о том, как они охотились и как делили женщин, а что за это же время осталось бы от наших сооружений.

Парадоксально звучит, но чувство меры и чувство вкуса у древнего человека было выше, чем у наших современных троглодитов. Я сыт, мне больше не нужно, я могу заниматься чем-то другим. А сейчас я сыт, но мне обязательно надо еще пополнить счет на пластиковой карте. И это бесконечно. Изменилась психология.



— Чувство меры обычно и возвращается к человеку после кризисов или катаклизмов. Происходит временное отрезвление. Мы публиковали в прошлом номере журнала интервью с кинорежиссером Павлом Лунгиным, поставившим фильм «Остров», так вот он говорит, что современный мир ему очень напоминает эпоху Древнего Рима…

— Я согласен. Точно! Поэтому империя и погибла. Она была изначально обречена. «Хлеба и зрелищ» — один в один. Все эти шоу, презентации, тропические пляжи… Мир превратился в какое-то глобальное казино, где практически каждый мечтает сорвать банк. А ведь это глупый азарт. Потому что люди, стремящиеся выиграть себе красивую жизнь, даже не игроки в рулетку — они лишь шарики, которые катаются по игровому полю. Рулетка крутится, шарики меняются, жизнь проносится. Мимо. Сколько миллионов жизней мы проиграли в девяностые годы? Никто не считал.

Вот я терпеть не могу словосочетание «общечеловеческие ценности». Такую формулировку придумали, чтобы размыть ценности настоящие. Размыли в пух и прах. А взамен только одна ценность — игра в рулетку. Что еще? Демократия? Модное, конечно, слово. Но ведь это же временная стадия существования общества. Демократия ведь была узаконена в Древнем Риме, чтобы держать в полном повиновении своих рабов. Вот для чего была создана демократия — как временная мера!

Когда я был в США, то меня поразило, что американцы — это несчастные, закомплексованные люди, которые, по сути, превратились в добродушных зомби. Они заложники двух вещей: собственного комфорта и внешних предписаний, которые именуются законом. Но этого даже не чувствуют. Они судятся между собой по нескольку раз в год и считают это нормальным
.
Я в Америке взял напрокат машину. Чтобы больше поездить, посмотреть. Так вот, подъезжаю я к дому знакомого американца и случайно попадаю одним колесом на участок соседа. Мой американец тут же меняется в лице: «Все, теперь он на меня в суд подаст за то, что ты заехал на его территорию». А там даже не газон, просто травка какая-то. Вот это маразм.

Может быть, для Америки иначе было и нельзя. Не знаю. Собралась шайка авантюристов со всего мира, которые за каждый метр земли готовы были порвать друг друга, вот их и заставляли «ходить по линеечке». Но мы-то здесь еще со времен воронежских Костенок, тысячелетиями учились жить по совести, а во всем сейчас пытаемся им подражать. Зачем мы это делаем?

— У меня тоже есть история про Америку. Одна наша девчонка, которая попала в американскую семью «по студенческому обмену», была поражена тем, что их кошка ведет себя чрезвычайно цивилизованно — не царапается, а как бы гладит своими мягкими лапами. Она удивилась: «Ой, какая у вас кошечка ласковая!» А ей в ответ: «Так она же без когтей». Оказывается, если кошка живет в доме, ей, как правило, вырывают когти. Чтобы ничего не поцарапала. Но при этом американцы охотно посещают митинги в защиту каких-нибудь исчезающих китов. И оно понятно. Киты обоям или мягкой мебели не угрожают. Мне кажется, что «кошка без когтей» — это и есть суть американской цивилизации.

— Совершенно верно. Но и сами американцы поступают с кошками точно так же, как поступают с ними. Комфорт, дешевые развлечения, чувство сытости в обмен на жесткие предписания. Система почти идеальна, а проблема лишь одна: в отличие от кошек у любого человека быстро наступает пресыщение и ему хочется большего. Поэтому американцы попросту съели свою экономику, которая, в свою очередь, поглотила весь мир. Дальше просто некуда. Отсюда и кризис.
А что будет потом? Ведь Америка держится на законе, на формальных предписаниях. Как поведет себя эта страна, когда «сухой корм» кончится?

Наши старообрядцы считали, что если книгу не читать, то она умирает. Какая глубокая, потрясающая мысль. И передавали книги из поколения в поколение. Точно так же погибает мысль, даже самая светлая, если она не востребована. Коли так, то Америка — всемирное кладбище светлых идей. Человеку все время твердят: живи сегодняшним днем и ни о чем не думай. Но реальный человек по определению не может так жить. Он ведь не растение.

Человек должен ощущать причастность к прошлому, осуществлять себя в настоящем, тянуться к будущему. Без этой трехмерности у него появляется чувство пустоты и бессмысленности существования. И тут уж без наркоза никак не обойтись. Единственное средство — наркотик потребления.
Прошлое столетие вообще можно считать временем грандиозных экспериментов с человеческой природой. Сугубо европейского происхождения. Либеральная цивилизация создала общество, которое сохраняет призрачную связь с прошлым, но абсолютно зациклено на том, что происходит здесь и сейчас. Живет по принципу «после нас хоть потоп». Этот принцип, кстати, сформулировал один из французских королей.

Когда советская идеология рухнула, на ее руинах попытались соорудить нечто вроде «Макдональдса» с кремлевскими башнями. Поначалу все получалось неплохо. Ваучеры, биржи, лимузины… Но дальше народ затосковал. (Выражение «смертная тоска» имеет чисто русское звучание.) Даже кризис его толком не прошиб. Отсюда и острый голод по прошлому, о котором говорили в самом начале. В прошлом мы пытаемся отыскать свое будущее, найти соединительную нить времен.

Помните, некоторое время назад у нас кинулись конструировать национальную идею? Шуму тогда было много, потом все понемногу затихло. Забыли. Теперь сконцентрировались на экономике. А для начала надо всего лишь вернуть человека в его естественное состояние. В мир, где есть прошлое, настоящее и будущее. Это ведь на поверхности лежит! Но нашей российской элите не до того. Она до сих пор зачарована побрякушками западной цивилизации, как когда-то индейцы — дешевыми бусами и зеркалами. Не достучишься.



— Еще русский философ Иван Ильин говорил о существовании интересной закономерности, согласно которой «человек сам постепенно уподобляется тому, во что он верит». Наша элита долгое время верила только в доллар. И все еще «свободно конвертируется»…

— Наша элита — отдельная история. Я иногда просто ухахатываюсь, когда серьезные люди в телевизоре разглагольствуют о том, чего они совершенно не понимают. А не понимают они главного — для чего существует Россия.
Это происходит оттого, что представители элиты находятся на палубе парохода, который идет в никуда. У них каюты первого класса, дорогие костюмы, им вполне комфортно. Поэтому и гипнотизируют друг друга разговорами о мифическом гражданском обществе, в сторону которого мы якобы движемся. Раньше с таким же успехом рассуждали о правовом государстве. Темы меняются, корабль плывет. Это рабы системы, которую сами и создали. Зачем им менять маршрут? Беда лишь одна: корабль движется по инерции или куда ветер подует. Страна от этого сильнее не становится.

А слабость нам никогда не прощали. Я во время еще первой войны приезжал в Чечню и ходил днем по Грозному. Война там была своеобразная: ночью стреляют, а днем вытаскивают раскладушки и торгуют по всему городу. Война, разруха, дома везде дымятся. А на улицах стоят тетки в норковых шубах, в золоте и торгуют. Мужья у них воюют, а они торгуют. Это маразм, дикость. У меня сначала в голове не укладывалось. Потом стал разговаривать.

И оказалось, что эти женщины совсем не такие замкнутые или агрессивные, как мы себе их представляли. Начинаешь шутить, и они тут же к тебе располагаются. Я им говорю: «Вы мужиков-то своих настройте, надо заканчивать этот бардак, всегда жили мирно». А эти молодые женщины мне отвечают: «Мы жили мирно, когда Россия была сильная. Россия нас бросила. Россия стала слабая». А еще они говорили: «Верните Советский Союз». Для меня было шоком: чеченцы — поклонники ГКЧП!
Кстати, вы заметили, как только Россия стала сильней — Чечня перестала бунтовать. Там разговоры про «общечеловеческие ценности» не проходят. Они хотят жить в сильном государстве. И так было всегда. Кавказская конная дивизия до последнего момента оставалась верна царю.

О чем все это говорит? О том, что России для будущего нужна очень лаконичная и ясная объединяющая идея. Самое интересное, что этого ждем не только мы сами или народы, выпавшие из бывшего СССР, но и многие здравые западные философы, которые прекрасно понимают, куда летит их собственная цивилизация. Они надеются, что именно в России должна родиться совершенно новая модель существования человека.

При этом я не наивное дитя. Я прекрасно понимаю, что сегодня еще ничего кардинально изменить невозможно. Но, как говорят китайцы, дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Надо же и нам с чего-то начинать. Может быть, первый шаг — это создание «лоции» для страны, из которой наконец станет ясно главное: на каком корабле мы плывем и какой курс он держит. Одна-две странички, не больше. Нам нужна простая, но великая идея. Миссия.
Мы же, в конце концов, не сомалийские пираты.

— Сомалийским пиратам, конечно, проще. Их «миссию» можно описать всего в нескольких словах. А нам что делать? Хотя проблема даже не в создании «путевой карты». Проблема в том, что взамен нее мы рискуем получить пустую, но политкорректную бумажку, которую очередной раз доверят писать придворным пиарщикам. Лучше уж двинуть идею в народ и предложить каждому (кто хочет) кратко изложить свое представление о стране и будущем. В мировой практике такого еще не было…

— В том-то и беда, что у нас привыкли обходиться «косметическими средствами» — здесь подкрасим, там подрумяним… Вроде ничего. И… ничего! Сплошные миражи. Почему это происходит? Причин много. Но одна из самых существенных состоит в том, что вся система жизнеобеспечения страны полностью погружена в настоящее. Она так спроектирована. По тем же самым принципам, о которых мы говорили чуть раньше. И ответственность наши государственные чиновники главным образом несут за конкретное настоящее, а не за гипотетическое будущее. Хрущев обещал к восьмидесятым годам прошлого века построить коммунизм. Где коммунизм и где Хрущев?

При этом я не предлагаю очередной раз реформировать систему власти. Боже упаси! Я говорю лишь о том, что необходимы новые, нестандартные решения. Например, у нас есть немало мудрых и влиятельных людей калибра Примакова или Тулеева. Это огромный потенциал. Создайте из них Совет старейшин и доверьте ему прокладывать пути в будущее России. Наделите этот Совет особым статусом, но не осыпайте его деньгами или привилегиями. Иначе очень скоро мы там с удивлением обнаружим совсем других людей.

Тогда все бессмысленно. Тогда все уйдет в какую-нибудь пустую болтовню, в умствования типа Фрейда, Адлера, Юнга и так далее — весь этот пласт немецкой философии, который до сих пор упорно навязывается нам. Это ведь именно они определили, при помощи чего можно манипулировать человеком: боль, страх, секс, деньги… А человеком не надо манипулировать. И не надо его ни от чего освобождать.

Рабы мечтают о свободе. Рабы, у которых за душой ничего нет. А мы никогда не освободимся. Ни от себя, ни от родителей, ни от детей, ни от страны, которую любим. Нам нужна не свобода, а воля. Свобода связана с внешними факторами, а воля — это сила духа. Ее никто ни дать, ни забрать не может. Но без нее свобода слова почему-то оборачивается свободной распродажей порнографических журналов, а личная свобода выбора реализуется только в супермаркете.

Воля — это совесть плюс чувство собственного предназначения. Она и спасала Россию во все времена. Ведь ни те солдаты, которые громили Наполеона, ни те солдаты, которые дошли до Берлина, не могли по европейским меркам считать себя особо свободными. И все-таки мы победили. И будем побеждать дальше, если не утратим волевой потенциал, который заложен в нас чуть ли не на генетическом уровне.
Это главное. Россию, наделенную волей, никогда не расколоть. Никто просто не посмеет утверждать, что Северный Кавказ — зона чьих-то геополитических интересов, а Сибирь с ее огромными природными запасами должна принадлежать не только России. Сибирь — это Россия. Точка.



— А Вы заметили, что в русском языке понятие «воля» передается еще и через пространство? Например, у слова «приволье» есть два значения: «безграничные просторы» и «жизнь вне искусственных преград». Приволь-е...

— Мне трудно было этого не заметить. Я ведь вырос в сибирской деревне. Среди бескрайних лугов и глухой тайги, в которой меня однажды искали трое суток.
Язык не обманешь. Вот произносишь слова «просторы», «приволье», и что приходит на ум? Не улицы Амстердама или Вашингтона, не урбанистические пейзажи Японии, не огромные африканские пустыни. Сибирь приходит на ум.
Пространство, несомненно, влияет на сам порядок мысли и жизни людей. Поэтому наши предки, хоть и понимали, что обрекают себя на смертельные опасности и нешуточные невзгоды, все равно шли «навстречь солнцу». Шли в Сибирь.

И земли здесь брали как некогда древние скифы: сколько успел за день обскакать на лошади, то твое.
Поэтому «сибирский характер» — не вымысел, не миф. Жить в суровых, но привольных условиях Сибири могли только люди сильные духом. Почти все у нас знают, что Москву отстояли сибирские дивизии, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то задал вопрос: «А почему? Что в них было такого особенного?»
Думаю, единственно, что отличало сибиряков, — очень высокая концентрация Воли. Можно возразить, что они были просто лучше приспособлены к морозам, но ведь готовность терпеть любые лишения и двигаться к цели как раз и отличает вольного человека.

Не зря Лев Гумилев говорил, что российский пассионарный дух давно перебрался за Урал.
Сибирь была и остается нашей козырной картой. Почему-то никто не говорит об этом, но и с мировым финансовым кризисом страна сейчас справляется лишь благодаря прежним накоплениям от продажи нефти и газа из сибирских месторождений. Может быть, и так всем понятно? И что дальше?

— А дальше тишина. Пассионарный дух — категория темная и учету не подлежит. Его в баррелях не измеришь, на хлеб не намажешь. При этом нефть как поступала в трубопроводы, так и поступает. Ничего не меняется. Есть ли, на Ваш взгляд, внутри страны реальные признаки изменений, которые позволяют ей надеяться на будущее?

— Существуют разные оценки и прогнозы относительно перспектив России. Чаще всего это споры вокруг ее экономики, которыми напичканы отечественные газеты. Но разве бутерброд с красной икрой может заменить смысл существования русской цивилизации? Очень скучная перспектива, хотя и не такая уж фантастическая. Особенно на фоне разрушения нашего языка, тотального цинизма телевидения, нивелирования самых простых ценностей.

И все-таки я верю, что мы сумеем избежать виртуального рабства. Выйти из заколдованного круга тупого проедания жизни. У меня, конечно, нет железных аргументов. К тому же я не Нострадамус. Однако я замечаю много косвенных признаков, которые позволяют не впадать в унылый пессимизм.
Один из них — поэзия, о которой сегодня напрочь забыли. Поэты в мире исчезли. На всю Европу их считанные единицы. А ведь в прежние века Испания, Франция, Германия, Италия — величайшие поэтические государства были. О чем это говорит? О том, что им грозит духовное вымирание. Поэзия — душа народа.

А у нас, оказывается, шестьдесят процентов студентов пишут стихи. Опросы показали. Современная молодежь, безусловно, несет на себе печать времени — мечтает сказочно разбогатеть или завидует популярности телеведущих. Но мы еще помним стихи Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…» Еще помним.


Сергей Трофимович Алексеев, писатель

Родился в поселке Алейка Томской области. Написал и опубликовал около тридцати книг, среди которых наиболее популярен роман «Сокровища Валькирии». Лауреат нескольких литературных премий. Особое внимание уделяет изучению этимологии. Собственноручно построил пять домов и часовню на могиле матери и деда. О некоторых фактах биографии автора можно прочитать в повести «Материк» и романе «Сокровища Валькирии. Правда и вымысел».