В комментариях к последним двум текстам (дело Санкина) высказано некоторое осуждение эмоциональной позиции автора и звучит такая мысль: воздействовать на эмоции читателя – неправильно, нужно ко всему подходить с точки зрения разума. И у меня возникает вопрос: почему?
Существует ФЗ «О средствах массовой информации», который регулирует деятельность СМИ и журналистов. В частности, закон дает право:
То, что СМИ во многом приобрели репутацию «желтых газетенок» — виноваты сами СМИ. И я тут не стану говорить о том, что читатель, якобы, сам виноват: что читает – тем и «пичкают». Нет, конечно. Тут все-таки дело не в читателе, который предпочтет не тратить время на публикуемую некоторыми изданиями «грязь», а лучше книжку почитает, или вон ролик, какой посмотрит. Дело в самих СМИ, которые действительно ударились в погоню за хайпом. И все чаще и чаще «раздувают из мухи слона» или напротив, принижают значение каких-то событий. А бывает откровенно «пачкают» репутации и отдельных людей, и целых организаций, социальных институтов. И это плохо, потому что мы уже уподобились пастушку, которому нравилось развлекать себя криками: волки, волки… Раз обманул, два… А на третий раз никто не пришёл защищать его от волков и стадо погибло. И, может быть, с ним и тот дурной пастушок.
Да, за большой частью СМИ водится грех погони за хайпом. Я понимаю, что все эти пикеты, акции и марши «в поддержку обиженных и оскорбленных» уже настолько обрыдли, что нет сил душевных, слышать или читать что-то подобное. Но ведь это совсем не значит, что нет тех, кому требуется реальная поддержка и помощь общества. И это совсем не значит, что журналист в своей работе должен руководствоваться только разумом. Мы все люди, и читатели и «писатели», и у большинства из нас есть душа, и эта душа может болеть, глядя на несправедливость.
Бывает, что журналист едет «за письмом», раньше в газетах даже такая рубрика была – «Письмо позвало в дорогу». А бывает, что сам видит несправедливость и пишет об этом.
Я попробую, пусть в небольшой мере, показать профессию, что называется изнутри.
Вот смотрите, в каждой профессии есть специалисты, как минимум трех категорий: начинающий, специалист, ведущий специалист. Для журналистики – это репортер, корреспондент, журналист.
Я очень упрощенно, схематично, передам суть этих категорий, не обращаясь к должностным инструкциям — а такие, как и в любой профессии, есть и в журналистике.
Репортер – фиксирует происходящее. Он просто говорит, что есть вот такое-то событие. В этом отношении полезно посмотреть на то, как на протестных акциях работают стримеры РТ. Они не дают никаких комментариев, а просто показывают происходящее. Нет оценок, нет комментариев, нет мнений. Есть беспристрастная фиксация фактов – ранен протестующий, ранен полицейский, толпа оттеснила, применяется спецтехника и так далее.
Корреспондент – цельный рассказ о происходящем. Тут может быть и предыстория события, сопоставления, какая-то аналитика и прогноз, но здесь тоже нет мнения и личной оценки.
По сути, работа репортера и корреспондента сводится к всестороннему освещению происходящего, а выводы предлагается делать читателю или зрителю. При этом и репортер, и корреспондент будут выделять — и обязаны это делать — эмоциональную составляющую или описывать психологический фон происходящего. Порой, особенно зрители, полагают лишними, например, такие фразы: разъяренная толпа; в дружественной атмосфере; спокойная рабочая обстановка; ну и как обойтись без святого – «в едином порыве» и «бурные продолжительные аплодисменты». Дело в том, что зритель видит «картинку» и без слов понимает эмоциональный фон происходящего, но услугами телевидения пользуются и люди с ограниченными возможностями, например, с проблемами зрения. А читатель видит только текст, так что описание эмоций и атмосферы совсем не лишние. (Но это так, к слову пришлось).
У журналиста несколько иная задача – желательно показать суть происходящего и сделать выводы.
Вот предположим — строительство какого-то объекта. Репортер зафиксирует происходящее на строительной площадке. Покажет рабочих, кто и чем занят, какой объем работ уже выполнен, какие работы проводятся непосредственно сейчас и с какой целью. Понятно, что возведение стены – это возведение стены и цель работ ясна, но при этом может быть, что тут применяется какая-то специальная технология или материалы, и все это репортер должен бы отразить. Так же, как и то, что, предположим, помимо возведения самого здания или сооружения, проводятся подготовительные работы для, например, начала второй очереди строительства.
Корреспондент расскажет о целях строительства, покажет важность и значимость объекта, скажет пару слов об архитекторах и проектировщиках. Если были какие-то факторы против возводимого объекта, то он их укажет и расскажет, почему все-таки строительство начато и были ли исключены негативные факторы.
Журналист будет раскапывать все: здесь уже освещение строительства должно быть всесторонним – начиная с предпосылок и истоков, до прогнозов, выводов, мнений. Но и предпосылки и прогнозы будут трактоваться с точки зрения темы, в которой заявлено СМИ, и аудитории, на которую оно работает.
Есть смысл публиковать или размещать сюжет о строительстве жилого здания в издании или канале, посвященном медицине? Да — в случае, если этот дом, например, высотка, даст дополнительную нагрузку на медицинское обслуживание жителей района или города. Может здесь и так не хватает медиков – за одним терапевтом закреплено три участка. Или наоборот – «это прекрасно и наконец-то наши врачи будут работать на полную ставку». И да, вывод – дополнительная нагрузка или полная ставка – сделает журналист.
Репортер расскажет на каком этапе находится строительство, корреспондент дополнит – «общественность поддержала медицинских работников» или «не поддержала», журналист рассмотрит ситуацию с обеих точек зрения и сделает выводы.
Может каждый из этих специалистов высказать свою точку зрения, свое мнение? Да. Если редакционная политика позволяет это делать. Может издание или канал формировать общественное мнение – да, для этого и существуют журналисты. Другой вопрос, что лгать нельзя, подтасовывать факты нельзя, вводить в заблуждение нельзя, пользоваться непроверенными данными нельзя. И нельзя призывать к тому или рекламировать то, что запрещает закон РФ. А все остальное можно.
И, кстати, зачастую, мнение журналиста бывает более обоснованным, нежели мнение специалиста, в силу того что специалист судит исходя из логики профессии, а журналист в этом отношении не ограничен.
Да, безусловно, журналиста нельзя назвать специалистом в той или иной области, поскольку знания людей этой профессии всесторонние, но не глубокие. Но для общества в целом, а именно для социума, на которое «вещает» издание, глубоко специальные знания и не нужны. Есть смысл давать на широкую аудиторию расчет эпюров? А вот сказать, что опоры Крымского моста отвечают требованиям устойчивости, надежности, прочности, долговечности – необходимо. И точно так же необходимо подчеркнуть уникальность данного сооружения, его важность и для полуострова, и для «материка». «И, если уж речь зашла о мостах, то почему бы не поинтересоваться вопросом о Калининградской области, которая так же, как и Крым, отрезана от страны? И в связи с этим не будет лишним напомнить, что …»
А дальше уже можно говорить о состоянии дел в Калининградской области, об отношении жителей к «прощупыванию» Германией настроений, изучению экономической и социальной ситуации. О том, что все чаще звучит на этой земле упоминание Кёнигсберга, как «оккупированной территории» и так далее.
При этом те прилагательные, что буду употреблять я и, например, журналист «Медузы» будут примерно одинаковы, а вот тон текста будет «включать» разные эмоции у читателя. Просто потому, что «мой» читатель, так же, как и я, слово «оккупация» применительно к России воспринимает только в негативной коннотации и другого нам не дано. И для большинства из нас Косово поле – поле доблести и скорби славянских князей, оккупированное албанцами – это вырванное сердце Сербии.
И да, здесь довольно объемный эмоциональный фон затрагивается: здесь и гнев, и скорбь, и гордость, и желание отмщения, особенно у тех, кто видел своими глазами уничтоженную Приштину, разбомбленный Белград, изуродованные трупы сербов; кто видел, с каким отчаянным мужеством сражались сербы. Их ведь так и не смогли покорить европейцы. Пока.
Эмоционально? – Да. Есть ли здесь манипуляция и создание общественного мнения? – Нет. Это только мое мнение и с ними можно согласиться или оспорить. Заставляет задуматься? – Не знаю, но хотелось бы, чтобы читатель немного поразмышлял над сказанным.
И вот смотрите, переход от надежности опор Крымского моста до непокоренных до сих пор сербов занял пару абзацев, и хочется думать, что читатель смог ассоциативно связать на уровне мыслей и эмоций «неправильность» того, что Германия поглядывает на Калининград со стремлением вернуть себе территории, потерянные ею по итогам Великой Отечественной войны.
По сути дела, два абзаца и одно предложение – это об одном и том же. Но абзацы – это мысль+эмоция, а предложение – только мысль.
Есть разница?
Дело в том, что эмоции – это всегда «топливо» для деятельности. Мысль – это ментальный конструкт, деятельности не предполагающий.
Именно по этой причине, мне думается, все наши оппы с таким пылом и стремятся надавить на эмоции читателя или зрителя. Отсюда берутся все эти эпитеты кровавости, тирании, пытки, несправедливости – из желания подвигнуть на действия.
И я сознаю, что когда «наша сторона» обращается к эмоциям и «взывает к справедливости», то веры нам нет.
Волки, волки – кричали одни, а расплачиваются за это другие.
ПыСы
Без претензий на истинность.
Существует ФЗ «О средствах массовой информации», который регулирует деятельность СМИ и журналистов. В частности, закон дает право:
9) излагать свои личные суждения и оценки в сообщениях и материалах, предназначенных для распространения за его подписью;И запрещает:
10) отказаться от подготовки за своей подписью сообщения или материала, противоречащего его убеждениям;
11) снять свою подпись под сообщением или материалом, содержание которого, по его мнению, было искажено в процессе редакционной подготовки, либо запретить или иным образом оговорить условия и характер использования данного сообщения или материала в соответствии с частью первой статьи 42 настоящего Закона;
12) распространять подготовленные им сообщения и материалы за своей подписью, под псевдонимом или без подписи.
Журналист пользуется также иными правами, предоставленными ему законодательством Российской Федерации о средствах массовой информации.
Статья 51. Недопустимость злоупотребления правами журналистаИ это я к чему…
Не допускается использование установленных настоящим Законом прав журналиста в целях сокрытия или фальсификации общественно значимых сведений, распространения слухов под видом достоверных сообщений, сбора информации в пользу постороннего лица или организации, не являющейся средством массовой информации.
Запрещается использовать право журналиста на распространение информации с целью опорочить гражданина или отдельные категории граждан исключительно по признакам пола, возраста, расовой или национальной принадлежности, языка, отношения к религии, профессии, места жительства и работы, а также в связи с их политическими убеждениями.
См. комментарии к статье 51 настоящего Закона
То, что СМИ во многом приобрели репутацию «желтых газетенок» — виноваты сами СМИ. И я тут не стану говорить о том, что читатель, якобы, сам виноват: что читает – тем и «пичкают». Нет, конечно. Тут все-таки дело не в читателе, который предпочтет не тратить время на публикуемую некоторыми изданиями «грязь», а лучше книжку почитает, или вон ролик, какой посмотрит. Дело в самих СМИ, которые действительно ударились в погоню за хайпом. И все чаще и чаще «раздувают из мухи слона» или напротив, принижают значение каких-то событий. А бывает откровенно «пачкают» репутации и отдельных людей, и целых организаций, социальных институтов. И это плохо, потому что мы уже уподобились пастушку, которому нравилось развлекать себя криками: волки, волки… Раз обманул, два… А на третий раз никто не пришёл защищать его от волков и стадо погибло. И, может быть, с ним и тот дурной пастушок.
Да, за большой частью СМИ водится грех погони за хайпом. Я понимаю, что все эти пикеты, акции и марши «в поддержку обиженных и оскорбленных» уже настолько обрыдли, что нет сил душевных, слышать или читать что-то подобное. Но ведь это совсем не значит, что нет тех, кому требуется реальная поддержка и помощь общества. И это совсем не значит, что журналист в своей работе должен руководствоваться только разумом. Мы все люди, и читатели и «писатели», и у большинства из нас есть душа, и эта душа может болеть, глядя на несправедливость.
Бывает, что журналист едет «за письмом», раньше в газетах даже такая рубрика была – «Письмо позвало в дорогу». А бывает, что сам видит несправедливость и пишет об этом.
Я попробую, пусть в небольшой мере, показать профессию, что называется изнутри.
Вот смотрите, в каждой профессии есть специалисты, как минимум трех категорий: начинающий, специалист, ведущий специалист. Для журналистики – это репортер, корреспондент, журналист.
Я очень упрощенно, схематично, передам суть этих категорий, не обращаясь к должностным инструкциям — а такие, как и в любой профессии, есть и в журналистике.
Репортер – фиксирует происходящее. Он просто говорит, что есть вот такое-то событие. В этом отношении полезно посмотреть на то, как на протестных акциях работают стримеры РТ. Они не дают никаких комментариев, а просто показывают происходящее. Нет оценок, нет комментариев, нет мнений. Есть беспристрастная фиксация фактов – ранен протестующий, ранен полицейский, толпа оттеснила, применяется спецтехника и так далее.
Корреспондент – цельный рассказ о происходящем. Тут может быть и предыстория события, сопоставления, какая-то аналитика и прогноз, но здесь тоже нет мнения и личной оценки.
По сути, работа репортера и корреспондента сводится к всестороннему освещению происходящего, а выводы предлагается делать читателю или зрителю. При этом и репортер, и корреспондент будут выделять — и обязаны это делать — эмоциональную составляющую или описывать психологический фон происходящего. Порой, особенно зрители, полагают лишними, например, такие фразы: разъяренная толпа; в дружественной атмосфере; спокойная рабочая обстановка; ну и как обойтись без святого – «в едином порыве» и «бурные продолжительные аплодисменты». Дело в том, что зритель видит «картинку» и без слов понимает эмоциональный фон происходящего, но услугами телевидения пользуются и люди с ограниченными возможностями, например, с проблемами зрения. А читатель видит только текст, так что описание эмоций и атмосферы совсем не лишние. (Но это так, к слову пришлось).
У журналиста несколько иная задача – желательно показать суть происходящего и сделать выводы.
Вот предположим — строительство какого-то объекта. Репортер зафиксирует происходящее на строительной площадке. Покажет рабочих, кто и чем занят, какой объем работ уже выполнен, какие работы проводятся непосредственно сейчас и с какой целью. Понятно, что возведение стены – это возведение стены и цель работ ясна, но при этом может быть, что тут применяется какая-то специальная технология или материалы, и все это репортер должен бы отразить. Так же, как и то, что, предположим, помимо возведения самого здания или сооружения, проводятся подготовительные работы для, например, начала второй очереди строительства.
Корреспондент расскажет о целях строительства, покажет важность и значимость объекта, скажет пару слов об архитекторах и проектировщиках. Если были какие-то факторы против возводимого объекта, то он их укажет и расскажет, почему все-таки строительство начато и были ли исключены негативные факторы.
Журналист будет раскапывать все: здесь уже освещение строительства должно быть всесторонним – начиная с предпосылок и истоков, до прогнозов, выводов, мнений. Но и предпосылки и прогнозы будут трактоваться с точки зрения темы, в которой заявлено СМИ, и аудитории, на которую оно работает.
Есть смысл публиковать или размещать сюжет о строительстве жилого здания в издании или канале, посвященном медицине? Да — в случае, если этот дом, например, высотка, даст дополнительную нагрузку на медицинское обслуживание жителей района или города. Может здесь и так не хватает медиков – за одним терапевтом закреплено три участка. Или наоборот – «это прекрасно и наконец-то наши врачи будут работать на полную ставку». И да, вывод – дополнительная нагрузка или полная ставка – сделает журналист.
Репортер расскажет на каком этапе находится строительство, корреспондент дополнит – «общественность поддержала медицинских работников» или «не поддержала», журналист рассмотрит ситуацию с обеих точек зрения и сделает выводы.
Может каждый из этих специалистов высказать свою точку зрения, свое мнение? Да. Если редакционная политика позволяет это делать. Может издание или канал формировать общественное мнение – да, для этого и существуют журналисты. Другой вопрос, что лгать нельзя, подтасовывать факты нельзя, вводить в заблуждение нельзя, пользоваться непроверенными данными нельзя. И нельзя призывать к тому или рекламировать то, что запрещает закон РФ. А все остальное можно.
И, кстати, зачастую, мнение журналиста бывает более обоснованным, нежели мнение специалиста, в силу того что специалист судит исходя из логики профессии, а журналист в этом отношении не ограничен.
Да, безусловно, журналиста нельзя назвать специалистом в той или иной области, поскольку знания людей этой профессии всесторонние, но не глубокие. Но для общества в целом, а именно для социума, на которое «вещает» издание, глубоко специальные знания и не нужны. Есть смысл давать на широкую аудиторию расчет эпюров? А вот сказать, что опоры Крымского моста отвечают требованиям устойчивости, надежности, прочности, долговечности – необходимо. И точно так же необходимо подчеркнуть уникальность данного сооружения, его важность и для полуострова, и для «материка». «И, если уж речь зашла о мостах, то почему бы не поинтересоваться вопросом о Калининградской области, которая так же, как и Крым, отрезана от страны? И в связи с этим не будет лишним напомнить, что …»
А дальше уже можно говорить о состоянии дел в Калининградской области, об отношении жителей к «прощупыванию» Германией настроений, изучению экономической и социальной ситуации. О том, что все чаще звучит на этой земле упоминание Кёнигсберга, как «оккупированной территории» и так далее.
При этом те прилагательные, что буду употреблять я и, например, журналист «Медузы» будут примерно одинаковы, а вот тон текста будет «включать» разные эмоции у читателя. Просто потому, что «мой» читатель, так же, как и я, слово «оккупация» применительно к России воспринимает только в негативной коннотации и другого нам не дано. И для большинства из нас Косово поле – поле доблести и скорби славянских князей, оккупированное албанцами – это вырванное сердце Сербии.
И да, здесь довольно объемный эмоциональный фон затрагивается: здесь и гнев, и скорбь, и гордость, и желание отмщения, особенно у тех, кто видел своими глазами уничтоженную Приштину, разбомбленный Белград, изуродованные трупы сербов; кто видел, с каким отчаянным мужеством сражались сербы. Их ведь так и не смогли покорить европейцы. Пока.
Эмоционально? – Да. Есть ли здесь манипуляция и создание общественного мнения? – Нет. Это только мое мнение и с ними можно согласиться или оспорить. Заставляет задуматься? – Не знаю, но хотелось бы, чтобы читатель немного поразмышлял над сказанным.
И вот смотрите, переход от надежности опор Крымского моста до непокоренных до сих пор сербов занял пару абзацев, и хочется думать, что читатель смог ассоциативно связать на уровне мыслей и эмоций «неправильность» того, что Германия поглядывает на Калининград со стремлением вернуть себе территории, потерянные ею по итогам Великой Отечественной войны.
По сути дела, два абзаца и одно предложение – это об одном и том же. Но абзацы – это мысль+эмоция, а предложение – только мысль.
Есть разница?
Дело в том, что эмоции – это всегда «топливо» для деятельности. Мысль – это ментальный конструкт, деятельности не предполагающий.
Именно по этой причине, мне думается, все наши оппы с таким пылом и стремятся надавить на эмоции читателя или зрителя. Отсюда берутся все эти эпитеты кровавости, тирании, пытки, несправедливости – из желания подвигнуть на действия.
И я сознаю, что когда «наша сторона» обращается к эмоциям и «взывает к справедливости», то веры нам нет.
Волки, волки – кричали одни, а расплачиваются за это другие.
ПыСы
Без претензий на истинность.
Вы должны авторизоваться, чтобы оставлять комментарии.
Комментарии
Вы говорите — «желание отмщения… у тех, кто видел своими глазами уничтоженную Приштину, разбомбленный Белград, изуродованные трупы сербов...» То есть где-то люди настолько дикие, что убивают друг друга, жажда мести делает эту вражду бесконечной. И журналисты вызывают сочуствие к одной из сторон, вместо того, чтобы сказать — смотрите, в этом районе живут отсталые люди, они ещё не знают, что убивать нехорошо.
Именно так работает суд — исследуя доказательства обеих сторон. Назовите это профессиональной деформацией личности, но по любому резонансному делу должны общественности представляться мнения обеих сторон судопроизводства или — вообще никакие. По делу Ефремова, кстати, несмотря на деятельность адвокатов, нам представили позиции и потерпевших, и обвиняемого
– Садитесь, сорванцы, – лукаво улыбнулся старик и отложил газету. – Я расскажу вам сказку.
Жил-был волк. Огромный, страшный серый волк. Огромный, как волк, страшный, как крик пенсионерки с первого этажа, серый, как мои будни. Волк жил в лесу, как это водится у всех волков. Огромному волку требовалось огромное количество еды, но всю дичь в лесу вечно пугали люди: шумные, грубые лесорубы, поющие девочки, люди, постепенно отвоевывающие у леса место для своих огородов и домов. Огромное, гордое животное начало просто голодать. Сильный и свободолюбивый зверь, способный охотиться, не мог найти себе пищи. На тропинках, где он когда-то охотился, теперь гуляли дети, громко распевая песни и распугивая дичь. И в какой-то из дней волк не стерпел и ринулся к дому, который наглые люди построили прямо в лесу. Он ворвался в дом и проглотил какую-то старушку. После еды он вознамерился отдохнуть и прилег на опустевшую кровать. Но и поспать ему не дали люди. Заявилась какая-то девчонка, задающая глупые вопросы. И когда волк уже хотел сожрать и ее, она подняла крик. На крик прибежали лесорубы и зверски убили волка. И даже над мертвым волком они издевались. Они вспороли ему живот и были горды своим зверством. Так погиб последний из гордых волков.
– Лесорубы – изверги! – гневно вскричал один из детей. – Я вырасту и отомщу им.
– Ты неправ, – спокойно ответил старик, раскуривая трубку. – Лесорубы – отважные, сильные люди, которые, невзирая на диких, кровожадных зверей, трудились не покладая рук во имя обеспечения стариков и детей лесом, необходимым для изготовления домов, и дровами, необходимыми для отопления домов. Они работали в поте лица, когда услышали душераздирающий крик маленькой девочки. Страшная картина представилась их глазам в доме старушки: огромный, страшный волк, еще шевелящаяся в брюхе животного бабушка и ноги маленькой девочки в пасти зверя. Волк пытался проглотить ее заживо. Лесорубы не могли не прийти на помощь старушке и маленькой девочке. И брюхо волку они вспороли только для того, чтоб спасти беспомощных людей. И, слава богу, им это удалось.
– Девочка плохая! Девочка! – сказал один из пацанов. – Если бы не ее глупые вопросы, никто бы не пострадал.
– А бабушка?! – возмущенно возразил другой. – Черт с ней с бабушкой, да?! Сожрали и так ей и надо, да? А если бы твою бабушку съели?!
– Более того, волк пришел к бабушке по указке этой маленькой девочки, – кивнул старик и выпустил облако дыма. – Это ведь именно она рассказала волку где найти бабушку.
– Я говорил?! Девчонка подлая такая! – торжествуя сказал первый пацан.
– Ты неправ, – покачал головой старик. – Девочка была хорошо воспитана. Она не могла соврать волку, потому что врать нельзя ни в коем случае. Она несла своей бабушке пирожков. Не испугалась дремучего леса, только для того, чтобы любимая бабушка могла вонзить свои вставные зубы в свежеиспеченный пирожок. Чтобы бабушка не чувствовала себя забытой в своем доме в дремучем лесу. И девочка не по своей воле пошла в лес. Ее отправила мать. Маленькую девочку. Одну. В лес. Из-за каких-то пирожков…
– Мать девочки – плохая!!! – воскликнули дети.
– Отнюдь, – возразил старик. – Женщина не забывала о своей матери – она послала ей гостинец. Она с любовью вышила красную шапочку для своей девочки. Ведь всем известно, что большинство диких зверей боится красного цвета. Она правильно воспитала дочку в послушании. Женщина не могла сама отнести гостинец – она всю ночь возилась с этими пирожками, и ноги уже не держали ее.
– Старушка! Старушка плохая!!! Зачем ей было жить в лесу?! Зачем?! – нашелся один из детей.
– Старая женщина решила провести остаток дней на лоне природы, – спокойно сказал старик. – Ей ничего не нужно было – только покой, огородик и чтоб родные изредка навещали ее. Но к ней обманом вломилось сильное, дикое животное и проглотило ее целиком. О злом умысле волка говорит то, что он не убежал после содеянного, а надел на себя вещи бедной старушки и лег на ее постель. Это ли не глумление?!
– Ты нас запутал, старик! – обиженно сказали дети. – У тебя все получаются то хорошими, то плохими! Кто в этой сказке плохой, а?
– А это, дети, от рассказчика зависит, – улыбнулся старик. – Как он решит, так и будет.
– Значит рассказчик врет? – хитро прищурилась одна девочка.
– Ни одного слова неправды. Клянусь! – заверил старик. – Все так и было, как я рассказал.
– Это бред какой-то! – топнула ногой девочка. – Ни одного слова неправды, а плохими оказываются то одни, то другие.
– Это не бред, дети. – поднялся старик и подобрал свою газету. – Это журналистика.
Я бы такой материал, без комментариев второй стороны, вообще бы не взяла для публикации.
И не надо пытаться подозревать меня в том, что я оправдываю педофилов или убийц. Это совсем не так. Я за то, чтобы журналисты, если они именно журналисты, а не блогеры, прежде чем спешить делиться своим особо ценным мнением, изучали бы ситуацию со всех сторон. И конечно же в первую и опять же в последнюю очередь — ПРОВЕРЯЛИ ФАКТЫ. Об этом и говорится в законе «О СМИ», который вы цитировали.
К сожалению, сейчас журналисты забыли эти простые истины. И слишком торопятся навешивать ярлыки и высказывать личное мнение. Личное мнение, это конечно, неплохо. Плохо то, что порой личное мнение подменяет факты. Журналисты вырождаются в блогеров. И это, на мой взгляд, как раз плохо.
Каждый может иметь личное мнение по любому вопросу и ситуации. Но журналиста от миллиона людей, имеющих мнение, должно отличать умение изложить все позиции сторон конфликта, проверить факты, а не просто возвестить, что вот, мол, я считаю, что вон тот человек — посланник ада на земле… а вон тот — коррупционер…
Этим воплями заполнено медиапространство, некоторые СМИ этим как раз и живут — своими мнениями, выданными за истину.
Во втором тексте я уже не цитирую защиту, а даю ей слово. Но не суть. Если одна сторона дает однобокую оценку, то в ответ на это приходится отвечать так же однобоко.
Любого человека можно выставить монстром, негодяем, взяточником и т.д. А с доказательствами не все спешат.
Есть и обратная сторона, когда героем или борцом за права выставляют недостойного. И это тоже печально.
Такая вот всемирная предвзятость.
Спасибо вам за ответ.