Аркаим

До пути

Подготовка – это подготовка и ничего примечательного в ней не было. Все как обычно: немного нервно от того, что боишься не успеть, забыть, прихватить не то… В общем, всякий кто устраивал себе небольшой походик, знает, что подготовка и сборы занятие неинтересное и муторное. Сам поход начинается с момента, когда собрались все участники, когда каждый занял отведенное ему место. Так и моё/наше приближение к Аркаиму началось с момента, когда водители плавно тронули машины с места и все больше ускоряясь, начали поглощать километры пути по автотрассам Прикамья, Свердловский, Челябинской областей и автономной Башкирии.

Опять же, каждый, кто когда-либо был участником любого похода, знает, что предположения, как правило, не оправдываются. При сборах обычно рассчитываешь на одно, но готовишься к другому. В нашем случае предположения о продолжительности пути полностью опроверглись реальностью. Отправляясь из Перми, мы считали, что проведем в дороге до Аркаима часов семь, максимум — десять. В действительности же путь занял около пятнадцати часов. Ну и немного больше времени мы потратили на то, чтобы снова оказаться в родной Перми.

Собственно, всё вышесказанное – это небольшая преамбула, с которой и начался путь на Аркаим.

В пути
То, что пермские дороги не отличаются комфортностью – не тайна. Разбитые у нас дороги, крайне. Строители каждый год что-то чинят, латают, переделывают, но выполняемая ими работа никак не влияет на проходимость. Ямки, рытвины, провалы и провальчики радостно подставляют свои края под колёса проезжающих машин, стучат камнями по днищу, разбалтывают подвески и портят амортизаторы. Особенно пакостлив отрезок пути в районе Суксуна. Здесь страдают не только ходовые части машин. Головы и попы пассажиров тоже не остаются неповрежденными. Шишки и синяки – плата за то, что проехал по этой дороге.

На перегоне между Пермским краем и Свердловской областью наскочила колесом на какую-то железяку одна из машин. Под дождем, наскоро что-то починив (что — не представляю, не водитель) тронулись дальше в направлении Красноуфимска, где и подзадержались часа на полтора из-за того, что решили подкрепить организмы в придорожном кафе, заодно приведя в полный порядок проколотое колесо. В принципе, небольшая задержка сама по себе была интересна в силу того, что народ, который рвался в Аркаим, оказался малознакомым между собой и ритуал присматривания, примеривания, прислушивания исполняемый каждым, для стороннего наблюдателя был весьма занимателен. Только я-то не была сторонним наблюдателем и, включившись в общую игру, так же, как и все присматривалась, прислушивалась, примеривалась к другим с тем же азартом, что и они ко мне. В общем, процессом наслаждались все – может, ещё и поэтому «перекус» занял столь значительное время. Однако и это действо подошло к завершению. С последним глотком народ поднялся и заспешил по машинам.

Вечер
Странно, но где бы я ни была, вечер все равно топит рационализм сознания, и нотки угасания разума во всем этом присутствуют. Возникает некая грустинка, лиричность прорывается сквозь стену прагматизма. Порой, чтоб уж совсем не впасть в философичность декаданса, приходится призывать кураж, иной раз — бесшабашность. Но все равно, где-то за этими «пузыристыми» состояниями наивности и дуракаваляния, грусть и покорность вечности, навеваемые лиловеющим небом и темнеющей вокруг меня действительностью, занимают доминирующее положение, и тогда веселье превращается в бурлеск, эмоции и чувства свернутые в точку, то вспыхивают, то гаснут…

Все же вечер и ночь – это пора, которую мы сами выбрали для интимного, доверительного, «без умного» общения человека с человеком. Это время молчаливого мышления, когда души могут говорить друг с другом и резонировать со Вселенной.

В принципе, это наш, людской выбор: разрешить себе стать человеком на короткое время перед сном и только тогда, когда рядом тот или те, кому ты доверяешь. Хорошо, коли такие люди есть в числе твоих друзей и близких, в противном случае и на эти сакральные мгновения ты не сможешь стать собой, а так и остаешься солидным человеком, штатной единицей или домашней функцией. Собственно, только вечером ты и имеешь возможность познакомиться с собой, и порой имеешь шанс сильно удивиться тому, какой же ты «на самом деле». Вечер – предтайна, к которой не хочется приближаться. Ночь – тайна, которая известна всем, но которую никто не отважится озвучить… Разве только Боги или сама Бездна.

Вечерняя дорога как раз и отмечена этими «странными» состояниям. А коли тебе предстоит пробыть в пути до утра и при этом ты не хочешь пропустить хоть мгновение темноты освещаемой светом фар, то так или иначе придется тебе смотреть на эту темноту открытыми глазами и не думать ни о чем, поскольку ждешь: вдруг в тишине мыслей и придет то, что назвали откровением, и тогда, может, не будет так мучительно больно жить в безумстве общественных метаний, политических течений, прагматического мировоззрения. Жить при ярком дневном свете и знать, что каждая тень тоже благо. Даже если это тень добра. Может, и перестанешь метаться в «качелях» дуальности и примешь «плохо — хорошо», не станешь различать хочу — не хочу, забудешь о правильном и неправильном… Будешь жить — без смысла, почитания и негодования, без борьбы и подчинения. Жить — просто потому, что ты здесь, и жить надо. Жить и чувствовать жизнь в её полном объёме и величественном приближении к смерти. Даже если это величие не что иное, как трусость, низость, сволочизм и паскудство, потому что Вечность и это оставит тем, что есть, то есть — тобой.

Башкирия или Башкортостан

Вот такой-то вечерок и уготовила нам Башкирия.

Жители Башкирии, не возмущайтесь. Республика прекрасна! Только мы никак не могли определить, к какому же роду следует отнести эту всепоглощающую красоту. В конце концов решили, что её поведение полностью соответствует красавице-чаровнице, которой приглянулся добрый молодец. Вывод такой мы сделали потому, что, несмотря на присутствие в машине дам, голову краса кружила водителю, который, безусловно – молодец. И не только одному «нашему» молодцу. Наш караванчик состоял из пяти машин, где водителями были только мужчины (шовинисты), и вот тут-то Башкирия и отомстила им за то, что женщинам порулить не дали. Плутали мы по просторам республики… Ох и плутали… Но мне, например, понравилось.

Оказалось, очень приятно видеть, как мужчины со вскруженными головами едут в неведомо куда, на край света. Только б видеть, только б ощущать ЭТО, и при этом прикидываются, глупенькие, будто им все равно, будто их не трогает увиденное. Наверное, не нужно признаваться, что мы видели насколько велико их наслаждение от созерцания. От возможности видеть освященные заходящим солнцем холмы с пологими вершинами, пробуждающиеся и выпрямляющиеся рощи, трепетные, шелковистые, с причудливыми тенями равнины, влажные проталины и небольшие ручейки, стекающие меж холмов. Но мы видели… что уж теперь. Видели, и… может, чуть ревновали, что взгляд прикован к дороге и окрестностям, а не к нам.

Истины ради: Башкирия настолько завораживающе красива, что и мы любовались этой томной эклектикой пронизанной разнородным вибрациями ландшафтов — под пологом пронзённого звездами неба. Только мы, женщины, видели не чаровницу… Мы видели Башкортостан. Мощные пластины равнин бугрились холмами, чуть раскосые облака с усмешкой, немного отстраненно смотрели на нас, огибая взором выпуклости грудей. Ветер, проникший в намеренно приоткрытое окно, изучал формы наших талий, касался шей легкими порывами и исчезал, не дав в полной мере насладиться прикосновением. Вены дорог вставали перед глазами, и… Возникало смутное воспоминание о чем-то таком, что было. Было, но прочно забыто, и на этом забытом все еще стоит знак «осторожно». А коли так, то и не вспоминалось, а вот Соловей Разбойник мерещился. И ждалось, что вот сейчас свет фар проявит его. И поневоле взгляд искал Илью Муромца, но натыкался на спину водителя, который все так же наслаждался созерцанием чаровницы Башкирии.

То ли руководительница группы чувствовала зачарованность водителей, то ли ревность заставляла ее останавливать караван и вытаскивать нас на дорогу, чтоб вздохнули свежий, наполненный негой и пылью воздух… Что было причиной – не знаю, я не интересовалась, но полностью подпасть под чары и раствориться в Башкирии и Башкортостане нам не удалось. Глубоко за полночь мы покинули просторы степи, размежеванные лесом, и пересекли границу Европы и Азии, отмеченную табличкой на мосту через реку Урал. (Эх, Екатерина, насколько ж тебе был памятен Емельян с Салаватом, что и Яик ты стерла из памяти людской. Урал, только Урал, знаменитый по фильму про Чапая).

Приближение рассвета толкало нас к Аркаиму.

Аркаим

Археологи считают Аркаим жемчужиной археологии, что-то там доказывающей «большому миру, погрязшему в заблуждениях». Мистики точно знают, что Аркаим – это «место силы», отпускники замечательным образом проводят здесь несколько дней, наслаждаясь необычностью места, паломники беседуют с богами, язычники — с духами предков.

Аркаим – странное место, мощное место, находящееся под эгидой ветров и покровительством воронов.
Аркаим – тихое место, где можно побыть в покое собственных чувств, отдохнуть от цивилизации и просто чувствовать мир во всем его разнообразии.
Аркаим – строгое место, где потоки энергии проводят на поверхность суровых духов-предков, не склонных к сантиментам и снисхождению к рафинированным и изнеженным потомкам.
Аркаим — место, где пребывают в мире и согласии Иисус, Будда, Аллах и Яхве.
Аркаим — место, где люди не мешают друг другу, даже если одни предаются пьянству, разврату и веселью — на зависть, или духовному очищению — в поучение, или духовным практикам — в назидание, или если они просто играют в волейбол ногами.

Аркаим приемлет все, здесь есть место всему и всем.

Мы пересекли границу Аркаима вслед за рассветом. Вороны приветствовали нас на своем вороньем наречии, которое так и осталось непонятым. Только интонации знакомы, но не слова. Поэтому, так и не уразумев, рады ли нам здесь или нет, мы не стали сим вопросом озабочиваться и занялись обустройством лагеря.

Не хочется говорить, но, собственно, кто-то занялся, а кто-то, поглядев на деловую суетливость остальных, завалился спать на заднее сидение машины (палатки еще не успели поставить). Вот, собственно, мне так и удалось поспать пару часов за прошедшие сутки. Потому что вскоре меня разбудили, позвав на экскурсию, но уехать со всеми у меня не получилось. Машина пребывала в открытом состоянии, поскольку водитель уснул вместе с ключами и будить его было откровенно жаль. Пусть спит человек.

Экскурсионный кортеж растворился в степном пейзаже, ветер упокоил поднятую пыль, и… палатка открылась, явив миру не проснувшуюся до конца физиономию водителя, который вроде и готов бы был снова лечь спать, но почему-то это показалось ему глупым занятием. А мне показалось глупым сидеть вдвоем и караулить неизвестно что, и я пошла гулять и знакомиться с окрестностями лагеря.

Холмы, которые, как выяснилось позже, выступают здесь в роли гор, манили, но как-то так получилось, что ни на одну вершину я не заглянула. Странные спиралевидные кольца венчали каждую вершину, и войти в них у меня никак не получалось. Не то, чтобы что-то мешало мне, нет. Просто я шла мимо и смотрела, смотрела, смотрела…

Все это — то ли рукотворный, то ли естественный пейзаж, который поглощает внимание и усталость, и заставляет пропитываться энергией непонятно чего, заряжает непонятно чем, и ты, потерянный, но не имеющий сил противостоять ветру, принимаешь, принимаешь, принимаешь… Страх — и тот не останавливает, потому что нет сил отвергнуть то, что входит в вены, разум, тело, и ты дичаешь. Дичаешь настолько, что готов нестись во весть опор на коне все равно куда, но нет коня, и тогда возникает ритм, подчинившись которому (а не подчиниться невозможно) ты пляшешь что-то, чему нет названия… вру! Есть, есть название пляске! Это прожитая жизнь. Какова она была, такова и пластика твоих движений, а духи Аркаима, в кругу которых Иисус, Будда, Аллах и Яхве смотрят на тебя и читают твою жизнь. А потом, когда танец кончается, ты в изнеможении падаешь на траву или скалы и ждешь их решения. Они же, обступив тебя, обсуждают увиденное, но ничего не решают. Просто потому, что они не судят нас. А мы-то, глупенькие, все думаем, что Боги — судьи этого мира. Нет. Боги – это Боги, а Судьи – это Судьи. Боги и Судьи пребывают в разных местах. Боги на Аркаиме, Судьи в книгах.

В принципе, сторонний человек никак не может увидеть этот танец, просто потому что ты, как выяснятся, стоишь на месте или сидишь на кочке, или разговариваешь с кем-то… Потому что всякий, кто попал на Аркаим – пляшет свою пляску, пляшет так, чтобы Боги увидели все, а люди – ничего.

Устав бороться с собой, своей непонятливостью и беспомощностью перед порывами ветра, я вернулась в лагерь. Оказалось, что экскурсия закончилась и «наши» уже давно разбрелись кто куда. Кто-то решил поспать, а кто-то, присев за стол, дожидается попутчиков.

В качестве попутчика я и нашлась. Уже втроём мы поднялись на Шаманиху и вошли в круг.

Оказывается, эти концентрические круги на вершинах гор исполняют желания, только каждая гора исполняет одно. Догадайтесь какое желание исполняет Шаманиха? У меня так и не получилось догадаться, хоть я и желала, сильно желала, шагая по дорожкам, спотыкаясь на каждом шагу, и войдя в центр, и стоя с поднятыми к небу руками и взглядом. На обратном пути по дорожкам круга я не споткнулась ни единого раза.

Лагерь готовился к процессу принятия пищи. Вообще-то, мне доставляли много неудобств вот эти самые перерывы на прием пищи. Боже, сколько же времени тратится «на поесть» и подготовительный процесс. Столько времени пропадает в «заботе о том, чтоб заполнить сортир» — ужас. Тем более что ни по дороге, ни на месте мне есть совсем не хотелось. Просто Аркаим – это масса энергии и она наполняет тебя без всяких действий с твоей стороны, так зачем заполнять себя пищей? Хотя, ну хотят люди покушать, так чего злиться на напрасно потраченное время. Разве что выразить недовольство тем, что так и не удалось попасть на Воронью гору.

Воронья или гора Любви – находится по ту сторону речушки. А поскольку мостик снесло весенним паводком, то эта гора так и осталась для нас недосягаемой. Странно, что в стремлении к Любви противодействующим фактором выступили деньги.

После очередного перекуса все устремились к горам с названиями Власти, Разума, Любви… Однако действительность в виде отсутствия в радиусе пятидесяти километров бензозаправки скорректировала планы, и мы решили, что на сегодня с нас довольно и горы Разума, куда и отправились.

Оказывается, сия гора расположена довольно далеко от места нашей стоянки. Дорога – как и все в России — некий намёк на путь, слегка указывающий направление и зверски скребущий днища машин. Вот нисколько не вру, машинам, когда земля срывала с них защиты, было больно.

Действо, развернувшееся на горе Разума, описывать не стану, просто у каждого свои впечатления от произошедшего. Скажу только, что конные предки кружили вокруг, присматриваясь и умиляясь нашей наивности, но в какой-то момент их карьер привел наши мысли в единый ритм, и… и все равно, каждый видел, знал, чувствовал своё.

С любовью и благодарностью к Аркаиму и духам.

Спустившись с горы мы, по своему обыкновению, немного поплутали по степи, но дорогу к стоянке все же нашли. А в лагере опять собрались перекусить. Вот тут-то и ввязались деньги в наше отношение к любви.

В момент, когда трапеза была почти закончена, к нашему столу подошли диспетчера и потребовали оплатить пребывание в охраняемой зоне в размере 2000 рублей за всех (17 человек). Эта сумма и стала камнем преткновения. Руководительница поездки никак не захотела расставаться с деньгами и в десять часов вечера мы покинули Аркаим, так и не побывав на горе Любви.

Для меня эта ситуация так и не поддается осмыслению и анализу. Чем уж две тысячи оказались настолько важны, что нужно было гнать в Миасс машины с уставшими водителями? Не знаю, но так было.

По дороге в Миасс мы снова встретились с Башкирией-Башкортостаном и снова немного поплутали, так что на месте уже традиционно оказались к рассвету. По дороге нас застал дождь, а на въезде в город – снег.

Ночная дорога с Аркаима оказалась еще более странной и причудливой. Может, это духи немного пошутили, а может — наше сонное сознание, но даже наш водитель, исполненный сурового реализма, и то умудрился разглядеть палубы «летающей тарелки», высвечиваемые полосками света от фар идущих впереди машин. Правда, поутру он наотрез отказался признавать, что видел это. Поэтому не стану настаивать — с ума сошла я одна, и видела это тоже только я. Так же, как и огненные полосы, оставляемые на мокром асфальте впереди идущими машинами. Жаль, что у меня не получилось сфотографировать эти явления, потому просто рассказываю, что видела, а уж кто поверит – хорошо. Нет, ну так и суда нет.

В Миассе нам удалось немного выспаться и днем мы покинули занесенный снегом, но гостеприимный город, и хозяев, приютивших нас, и оставшийся здесь небольшой караванчик «наших».

Дорога в Пермь снова лежала через Башкирию, и снова она нам снесла головы. Плутали и любовались, любовались и плутали, и нисколько не жалеем об этом. А к вечеру — к вечеру нас разобрал такой смех, особенно когда мы поняли, что умудрились заблудиться на подъезде к городу и объехали его чуть ли не дважды.

Однако все когда-то заканчивается. И вот мы дома. В Перми.