Современный «Боа»

В 1970-е годы в кинотеатрах СССР с большим успехом шел пророческий, как оказалось, японский мультфильм «Корабль-призрак». В нем непонятной природы инфернальный злодей Боа, оставаясь незаметным для общества, пытался уничтожить человечество. И делал он это с помощью информационных и био технологий. Но, что мне представляется самым интересным, — через посредничество полностью подчинявшегося ему совета директоров огромной корпорации, являвшейся монополистом в экономике, политике и других сферах жизни.

Сегодня такой корпорацией, несомненно, является так называемый «коллективный Запад», который, правда, еще не захватил власть над всем миром. А вот кто выступает в роли невидимого Боа?

Конечно, здесь можно вспомнить «всемирное правительство» и т.д. Но если даже оно и существуют, то играет роль не более чем еще одной прокладки, завесы, скрывающей настоящего «Боа». И этот «Боа» не человек и не группа лиц.

Сегодняшний «Боа», по моему мнению, представляет собой общественно-политическую формацию, которую я бы назвал мегакорпоративной.

Суть мегакорпоративной общественно-политической формации заключается в том, что господствующим в ней является не те или иные классы или какие-либо социальные группы, а конгломерат корпораций, или мегакорпорация, представляющая собой сложную систему, стремящуюся использовать человечество как ресурс для своего выживания и развития.

Иными словами это паразит на теле человечества, который может его уничтожить, если сочтет это для себя полезным. А он рано или поздно сочтет. А, может быть, и уже счел.

Как этот монстр появился?

А очень просто. Он вырос из обычных корпораций, являющихся формой экономической деятельности, при которой собственники разделены с управленцами. Иными словами, есть акционеры, как бы владеющие капиталом, а есть совет директоров, им управляющий.

Мутация, которая вывела корпорации из-под человеческого контроля, и поставила людей под их контроль, стала возможна благодаря тому, что акции, то есть права на часть собственности, можно приобретать не только физическим лицам, но и организациям, в т.ч. и самим корпорациям.

И корпорации стали их приобретать. Причем, как других корпораций, так и свои собственные. Часто не напрямую, а через посредников, иногда многочисленных, как правило, тоже являющихся не людьми, а организациями, что сильно все запутывало и затрудняло вмешательство в эти процессы людей.

Все это вело к взаимопроникновению, сращиванию корпораций друг с другом. Или, иными словами, к возникновению единого конгломерата корпораций, который я назвал мегакорпорацией. А также к выводу корпораций из-под контроля людей и началу их самостоятельной жизни, в которой главной целью является не обогащение номинальных собственников, а выживание и развитие самих корпораций и мегакорпорации в целом.

В ходе этого корпорациям и мегакорпорации приходилось конкурировать с господствующими на тот момент классами.

Причем, не только в экономике, но и в политике, и в других сферах до этого исключительно человеческой деятельности. С чем корпорации успешно справились, потому что изначально обладали двумя ценнейшими для экономической, политической и прочей борьбы качествами — сверхспособностью концентрировать капитал (акции можно продавать кому угодно) и возможностью привлекать эффективных менеджеров и агентов в любой среде (кто платит девушке, тот ее и танцует).

В СССР много говорилось о сращивании на Западе капитала с государством. В 1950 году тогдашний глава американской корпорации «Дженерал Моторс» Чарльз Вильсон, имя которого сегодня уже мало кто помнит, в одном из интервью сказал — Я привык считать, что то, что хорошо для нашей страны, хорошо и для «Дженерал Моторс», и наоборот. Очень скоро эти его слова превратились в более лаконичное и точнее отражающее реальность — Что хорошо для «Дженерал Моторс», то хорошо и для Америки.

Сегодня, с точки зрения мегакорпоратизма, можно сказать — Что хорошо для мегакорпорации, то хорошо для планеты Земля и всего Мироздания. (Понятно, что автор не разделяет этой точки зрения).

Соединенные Штаты, пожалуй, стали первой страной, где победил мегакорпоратизм. До этого там «правил доллар», принадлежащий натуральным, «человеческим» капиталистам. После стал «править доллар» принадлежащий обезличенной и разчеловеченной мегакорпорации, весьма условно именуемой «коллективным Западом». Ведь «коллектив» там весьма своеобразный, потому что заправляет в нем даже не «капитан Америка», а новый «Боа». «Боа», который не только подмял под себя государственную власть и демократические процедуры (Мы еще не забыли, как во время последних выборов там чморили действующего на тот момент президента Трампа), но и совершили кардинальный экономический переворот.

Для нас само собой разумеющимся стало, что частная собственность утратила свою «священную неприкосновенность». (Вот и нашумевший не так давно кинофильм «Левиафан», в котором реальные события, происходившие в США, интерпретированы у душе брутального «нуара» российских «девяностых»). Но при этом мы совершенно не обращаем внимания на то, что пришло ей на смену. А это мегакорпоративная собственность, которая кардинально отличается от классической корпоративной.

Классическая корпоративная собственность, это долевая собственность акционеров. Но реальные управленцы, заседающие в советах директоров, с помощью купли-продажи, или дополнительного выпуска акций могут менять размеры этих долей. И они не всегда это используют в криминальных целях, как нам показывают в голливудских фильмах, или как это происходило в России в уже упомянутые «лихие девяностые». На самом деле это обычно делается для того, чтобы поддержать корпорации на плаву, или обеспечить их развитие. То есть сугубо в интересах корпораций. А акционеры при этом выступают в роли болванов из преферанса, которые никогда не ведут свою собственную игру.

Думаю, по мере дальнейшего вытеснения частной собственности мегакопроративной, физическим лицам, то есть людям, вообще запретят становится акционерами, как и иметь частную собственность. Потому что их личные интересы зачастую вступают в противоречия с мегакорпоративными.

Что касается людей топ-менеджеров, то эти поставлены в такие условия, что они не могут отступить от своей основной задачи — обеспечивать выживание и развитие мегакорпорации. Ведь, если, допустим, председатель совета директоров начнет работать «на себя», или «на дядю», его коллеги, или «смежники» немедленно забьют тревогу. Ведь его действия будут угрожать «паразиту», которого они обслуживают, и который их кормит.

При этом сам «паразит» при возникновении необходимости без каких-либо сантиментов пожертвует своими «верными слугами». (На эту тему есть отличный американский фильм «Предел риска», где сотрудники ради корпорации перед массовым заведомым увольнением добровольно соглашаются выполнить задания, которые их дискредитируют и ставят крест на их трудоустройстве по специальности в других организациях).

Говоря о том, как корпорации заставляют людей действовать в своих интересах, нельзя не обратить внимание и на то, что если при «классическом капитализме» работник продавал работодателю свои навыки и свой труд, то при мегакорпоратизме от него требуют продать еще и свою душу.

А как еще можно назвать усилия корпораций по насаждения того, что они маскируют под названием «корпоративная этика». Ведь этика занимается вопросами нравственности и морали. А нравственность и мораль — это представления о таких категориях, как «хорошо» и «плохо», и «добро» и «зло».

Если все эти понятия вот так «размотать», то становится очевидным, что корпорациям требуются работники, для которых выживание и развитие корпораций важнее, чем выживание и развитие своих семей, государств, гражданами которых они являются, а также человечества в целом.

И корпорации целенаправленно занимаются воспитанием таких людей. Насколько это у них получается, мы можем наблюдать на примере последних событий в той же Америке и на «коллективном Западе» в целом.

Но это еще не конец.

Человек сам по себе довольно сложная система, для переформатирования представлений которого о добре и зле требуется затратить довольно много усилий. Намного эффективнее вложить в него «правильную программу» как можно раньше, желательно с рождения, или даже на эмбриональном уровне. Современные технологии это позволяют.

Таким образом, можно получить унифицированных людей нескольких заданных типов, оптимально приспособленных для обеспечения потребностей мегакорпораций.

Но и это еще не все.

А зачем вообще люди, если системы с искусственным интеллектом вообще можно штамповать конвейерным способом?

И вот тут, действительно, конец.

Но в заключение я позволю себе еще два замечания.

Как это ни прискорбно, но человечество рано или поздно неизбежно закончит свое земное существование. Это, как говориться, плохая новость.

А хорошая заключается в том, что каким он будет, в значительной мере зависит от нас.